Дай закурить, Шепард. Третья глава второй части

Жанр: флафф;
Персонажи: мШепард/Эшли и все-все-все;
Статус: в процессе;

Лицо героя. С щетиной и красноватыми шрамами. Лицо, узнаваемое в любой части Галактики, и это факт, а не бахвальство. Моё лицо… Оно выглядит так, словно ничего и не было. Я едва касаюсь сухой кожи и понимаю, что ничего не изменилось, ощущения от прикосновений те же. Лицо, тело — это на сто процентов я, Джон Шепард. Не хватает лишь парочки шрамов на левой ягодице, когда на учениях в меня попали…
Как такое возможно? Как возможно то, что я вижу в зеркале себя?
Это немыслимо. Это, чёрт побери, нереально. Я хорошо запомнил улыбку Эшли, на всю жизнь. И также могу без проблем вспомнить момент своей гибели и мысли, бывшие тогда в моей голове. Грёбаная безысходность, которая душит сознание, которая заставляет паниковать, но ты хрен что сделаешь, потому что падаешь в никуда. В прямом и переносном смысле.
Пожалуй, я единственный человек, который может рассказать людям, что там, после смерти. Вернее… ничего не могу.

Последовал удар о зеркальную гладь. Стекло моментально потрескалось. Из-за длинных трещин теперь Шепард видит не пару глаз, а значительно больше. По костяшкам пальцев стекает кровь. Легче не стало.
Наклонившись к раковине, Джон подносит руки к крану. Струя прохладной воды омывает их, набирается в «чашу» из приставленных друг к другу ладоней. Кровь стекает вместе с водой.

Да, кровь тоже настоящая. Всё настоящее. Я не робот и не иллюзия.
Как я должен воспринимать жизнь и смерть после пережитого? Я снова жив, но там, внутри… я ли это?
Эти вопросы замучили меня. Не могу спать, порой нет аппетита и желания с кем-либо говорить. И никакая Келли Чамберс здесь не поможет. Люди не знают, как ко мне относиться.
Да я и сам не знаю.
Зато теперь я знаю, что человек ощущает перед неминуемой смертью. Хорошенько запомнил на всю жизнь. На эту и, кто знает, возможно, и последующую.
Я так и не увидел, как отлетает от гибнущей «Нормандии» спасательная капсула. В ней Джокер. Где-то там, в других таких же капсулах Гаррус, Эшли, Тали… Я молча наблюдал за горящими звёздами, и где-то в душе на долю секунды появилось чувство облегчения. Спас. Помог. Молодец, Джон Шепард. Можно потом будет опрокинуть по стаканчику…

Это, конечно, была наивная мысль. Взрыв отбросил меня достаточно далеко, чтобы не оставить мне никаких шансов. А потом случилась разгерметизация скафандра. Нехватка воздуха, я задыхаюсь, при этом меня медленно притягивает к планете — всё ближе и ближе. Очень хочется снять шлем, но рассудок, несмотря на панику, ещё не потерян. Понимаю, что это не самое лучшее решение. Может, если поправить как-то шлем, присоединить трубочки, по которым поступает кислород…
Я осознаю, что мои попытки тщетны. Я не привык сдаваться, но здесь всё без толку. Но даже если бы я наладил подачу кислорода, даже если бы я смог справиться с головокружением и ухудшением самочувствия, меня ждал бесславный конец. Так или иначе я просто умру, сгорев в атмосфере. Однако об этом я не хотел думать. Я хотел жить, и было плевать, что там дальше. Важно только здесь и сейчас.
Сердцебиение замедлилось. Глаза закрылись, и я потерял сознание. Лихорадочные движения прекратились. В этот момент уже ни о чём не думалось. Если и была мысль, то только одна: доигрался. Допрыгался, спаситель.

Злость и отчаяние. Последние секунды просто жалеешь. Жалеешь, что уже не поживёшь нормально. Я только и знал, что жил бродягой да стрелял. Не познал, что это такое — семейная жизнь. Я ведь со Жнецами сражался не только потому, что хотел спасти человечество и другие расы, не только по этой причине. Скорее, я просто хотел потом нормально жить. Вечно воевать не планировал. Да любой нормальный человек не может вечно воевать, хоть и закрадываются иногда сомнения в собственной нормальности.
Да, я недооценил Жнецов, как и они меня. Слишком расслабился. Слишком стал уверен в себе и потому подвёл экипаж и, что самое важное, себя и её. Нас.
Ну а когда подвёл, то, быть может, потерял навсегда.
Идиотская мысль, конечно. Если я Шепард, то я не сдамся. Если мне нужна Эшли, значит, я приложу все силы, чтобы снова оказаться рядом с этой женщиной.
Да, она мне позарез нужна. Вот только нужен ли я ей — новый?

Прежде предстояло разобраться в себе. Обрести себя прежнего — первоочерёдная задача. То, что я всё помню, как было в прошлом, вовсе не значит, что я прежний.
У меня хреново получается.
Не получается, если быть точнее. Совсем не получается. Может, поддаться в буддизм? Гармония, медитация… Что там у этих ребят бывает? Наверняка Самара что-то посоветует. Тут уж любые средства хороши.

Но это ведь далеко не всё. Это не все проблемы. И я говорю не о Коллекционерах.
Лиара Т’Сони — вот моя новая проблема. Её я также недооценил.
Если кого-то сильно любишь и любишь взаимно, каков шанс, что заметишь влюблённого в тебя постороннего человека? Наверное, это шанс равен нулю.
Я не привык разруливать подобные ситуации. Мне всегда казалось, что любить меня способны лишь единицы. Совсем немногие. Да и меня самого влюбчивым романтиком назвать сложно.
Всё было просто. Мне нравилась Эшли. Я нравился ей. Какие ещё могут быть сложности?
Но азари всё усложнила. Она начала поиски. Именно Лиара Т’Сони боролась за мои останки. И, кажется, она переделала себя из-за любви ко мне, ведь я её просто не узнал. Лиара стала более строгой. Вся наивность и открытость миру куда-то исчезли. Хотя, быть может, я слишком хорошо думаю о себе, если решил, что изменения в ней связаны с моей смертью.

Капли холодной воды стекают по лицу. Шепард проводит мокрой ладонью по коротко стриженным волосам и снова смотрит в зеркало. Немного остыло в душе.

Как же был проницателен Кайден! Перед Вермайром у меня был с ним разговор, тогда я не придал этому особое значение. Аленко сказал, что Лиара неравнодушна ко мне. Однако я ему не поверил.
С каких это пор археологи — люди, привыкшие видеть кровь лишь в случае неудачного эксперимента, — влюбляются в простых солдат?
Оказалось, ещё как влюбляются. Влюбляются настолько сильно, что заставляют восстать из мёртвых.

Шепард поморщился и повернулся к зеркалу боком.

Восстать из мёртвых… А вдруг я всё же мёртв, а не жив, и это своеобразное чистилище, ибо в рай я вряд ли мог попасть?
Тогда я должен признать, что у бога весьма неплохое чувство юмора.
Да, Эшли бы оценила.


Многое может измениться. Люди, звёзды, отношения, задачи, возможности, но только не Омега. Порой возникает стойкое ощущение, что она всегда была, есть и будет именно такой. И, учитывая то, что Ария азари, Шепард склонен был в это верить. Как известно, эти красивые создания способны жить тысячелетиями, следовательно, пока в этом заинтересована королева, Омега так и останется большой помойкой Галактики. Но ещё она является помойкой свободы. Именно здесь тот, кто долгое время скрывался от властей, может спокойно чувствовать себя в местной среде. Здесь нет стражей закона. Именно поэтому местный, прямо скажем, специфический воздух считался воздухом свободы. Именно здесь контрабандист может не бояться гонений полицейских. Именно здесь можно купить красный песок по вполне привлекательной цене.

Свобода во всём. Несмотря на её жуткую репутацию, многие почему-то возлагали на станцию большие надежды. Кварианцы-паломники пытались найти здесь что-нибудь полезное для своего флота, небогатые представители далёких колоний закупали уже использованное не раз оружие, а некоторые вояки искали любовь среди сексапильных танцовщиц.

Но Мордина Солуса вряд ли интересуют оружие, красный песок или же репутация станции. Он сидел рядом с капитаном за столиком и задумчиво рассматривал филейную часть одной из танцовщиц.
С этим саларианцем трудно соскучиться.
— А я не помню, чтобы вы мне рассказывали о своей семье, Мордин. Или же вы холост?
— Меня трудно назвать семейным саларианцем. Слишком прямолинеен, умён и неусидчив. Мне не раз предлагали связать отношения. Я, кажется, вам об этом говорил. Когда я представляю, что у меня могут быть дети, то тут же отгоняю подобные мысли подальше.
Джон с удивлением посмотрел на учёного. Всё же он немногое знает об однорогом товарище.
— Это почему?
— Генофаг. Мораль, исследования, тяжёлые последствия. Есть подозрение, что вряд ли мои дети одобрят поступки отца. И смею напомнить: я неусидчив, а значит, видеть они меня будут редко. Такова судьба.
— Быть может, вы преувеличиваете. Просто боитесь.
— Исключено. Трусливым меня назвать сложно. Я не боюсь сложностей. Всё дело в логике. Я сам теперь сомневаюсь в правильности выбора. Генофаг был необходим. С другой стороны, он привёл к падению культуры кроганов, их деградации. Вопросы детей на эту тему неизбежны. Смогу ли я дать им ответы? Я говорю правду. Врать не умею.
Шумная музыка. На втором этаже восседает сама Ария Т'Лоак. Она отозвалась об этом Мордине исключительно с положительной стороны. Назвала немного сумасшедшим, но Шепард лишь улыбнулся в ответ: «Нормандия» именно в таких личностях и нуждалась.
— А вы, Шепард? Хотите ли вы иметь детей?
Этот вопрос застал Джона врасплох. Довольно бестактный, но к манере разговора Мордина Спектр привык. Покачав жидкость в стакане, Шепард выпил весь оставшийся алкогольный напиток и вытер губы рукавом.
— Не было времени думать об этом.
— Сейчас у вас есть редкий шанс подумать.
Джон улыбнулся и кивнул. Они действительно решили немного отдохнуть. Переговоры с Арией прошли успешно, можно смело улетать. Но перед отлётом неплохо было немного расслабиться.
— Да, хотел бы. Жаль, что время неподходящее. Мне бы девочку. Знаете, чтобы вот бегала туда-сюда, смеялась. Я бы её сводил в ваш знаменитый парк на Джаэто. Покатались бы на аттракционах. Идиллия, в общем.
Солус пристально смотрел на Джона, не отводя взгляд. И, что важно, не улыбался в ответ. Джон насторожился: если Мордин так смотрит, значит, хочет сказать что-то серьёзное и важное.
— Это хорошо. Прекрасная картина.
Такое редко случается, но Мордин замолчал. Отвёл взгляд от лица собеседника и посмотрел в сторону барной стойки. Учёный выпил два стакана энергетика и, видимо, не желал останавливаться.
— Знаете, Шепард, мне всегда нравились люди. Восхищает их целеустремлённость, желание добиться своего. А ваше искусство меня просто поражает! Один «Гамлет» чего стоит.
Шепард скрестил ладони на столе. Перебивать саларианца нет смысла. Нужно было дождаться, пока он скажет всё сам.
— Но более всего из людей меня поражаете вы, Шепард. Вы уникальны. Понимая эту уникальность, над вашим воскрешением бились лучшие умы человечества. Я в этом убеждён, потому что никогда не слышал о похожих проектах. А я-то ведь когда-то был членом ГОР, и уж эта организация осведомлена не хуже Серого Посредника.
Теперь Мордин улыбнулся. Видимо, переходил к сути.
— Я даже начинаю жалеть, что эти умы работают исключительно на Призрака. Сколько бы они могли сделать полезного для всех!
Ваш случай беспрецедентный. Но когда что-то делается впервые, всегда возможны ошибки.
— Ошибки?
— Верно. Мне пришлось взять для анализа вашу ДНК.
Ошеломлённый Спектр отодвинул стакан и придвинулся ближе к столику. То, что он услышал из уст генетика, ему очень не понравилось.
— Какого чёрта?! Откуда вы его достали? Неужели Миранда?
— Вы напрасно так злитесь, Шепард. Мне нужны были лишь ваши волос и кровь. Хватило бы и одной крови, волос — это так, для подстраховки. С добычей крови я не испытал трудностей: вы сражаетесь достаточно много, да и доктор Чаквас не раз брала анализы. А вот с волосом было сложнее. Но, к счастью, немного терпения — и у меня есть все компоненты.
Следовало успокоиться. Мордин редко что-то делает без причин. Согласившись с этим, капитан дал понять, что ждёт объяснений.
— Вы триумф науки, Шепард. Своим существованием вы опровергаете догматы популярных религий. Многие веруют в то, что если умер, то это навсегда — так решил Создатель. Вы же опровергаете верования миллиардов. До сих пор были те, кто сомневался в происхождении человека от обезьяны. Теперь-то их точно не будет. Хотя бы поэтому вы уникальны. Как меня — учёного и к тому же генетика — вы могли не заинтересовать? Я просил Миранду дать мне допуск к данным проекта «Лазарь», но она мне отказала. Быть может, из ксенофобских побуждений. Поэтому я решил заняться самостоятельным исследованием. И у меня есть кое-какие результаты.
— Ну что же, огласите их.
— Вряд ли вам стоит знать.
— Зачем тогда вы про это всё рассказали?
Профессор ожидал этот вопрос и лишь хмыкнул. Со стороны действительно выглядело странно. Рассказал о том, что принялся изучать строение ДНК Джона, но при этом говорит о том, что лучше обо всём этом не знать.
— Чтобы вы сами решили, хотите ли знать о себе больше.
— Мордин, не тяните кота за яйца, скажите уже.
Учёный засмеялся. Его позабавила это людская фраза, но Шепарду явно было не до веселья. Откашлявшись, саларианец кивнул.
— Как скажете. С вашей ДНК всё в порядке. Обычная двойная спираль. Но дело не совсем в ней. Шепард, ваш организм изнашивается. И изнашивается быстро.
Спектр облизал губы и откинулся на спинку дивана.
— Насколько быстро?
— По моим подсчётам, через четыре-пять лет откажут почки. Спустя четыре месяца печень. Через два месяца начнутся проблемы с желудком и лёгкими. Конечно, данные не точны. Плюс-минус неделя. Но раз уж мы говорим о вас… Вы весьма непредсказуемы. Я от силы даю вам шесть лет жизни.
«Вот уж спасибо».
— Если сказать проще, вы стареете. И стареете быстрее, чем я. Невозможно сделать что-то с идеальной точностью с первого раза, сколько денег и ресурсов не вкладывай. Воссоздать без побочных действий. Как я понял, «Цербер» не знает о вашем состоянии.

Звуки приглушены. Шепард слышит стук своего сердца. Кровь течёт по жилам. Она доставляет кислород в самые разные участки тела. Но это тело вопреки всему, оказывается, не будет долго жить. Вопреки стараниям людей «Цербера».
Значит, предстоит скоро умереть. И неважно, победишь ты Жнецов или нет. Всё равно подохнешь. Чёрный юмор от бога. Да, ты воскрес, Шепард, но всё равно очень скоро умрёшь.

— И что же вы посоветуете, профессор?
— Поскорее уничтожить Коллекционеров и Жнецов. Только тогда вы сможете создать свою идиллию. Пусть и недолгую. Нет такого лекарства, которое могло бы остановить этот процесс.

Вновь Мордин рассматривает хрупкое тельце азари. Девушка посылает профессору воздушный поцелуй и подмигивает. Однако Мордин ничуть не смущается, лишь снова показывает свою довольную улыбку. Саларианцы не привыкли долго зацикливаться на чём-то одном. Спектр спрашивает себя, быть может, и ему не стоит?..
 
— Неважно, что будет, верно? Главное, делать то, что считаешь нужным. И чем скорее, тем лучше.
— Вы абсолютно правы. Мне нравится ваш настрой.
— Есть одна мысль…
Солус вопросительно уставился на коммандера.
— А что, если «Цербер» планировал всё так обставить? — голос у капитана уже более спокойный. Он привыкнет к мысли, что ему отмерен небольшой срок. Он не боится смерти.
Саларианец не знал, что и ответить. Это казалось маловероятным, но Призрак не раз уже удивлял своими нестандартными решениями.
Шепард остался весьма благодарен Мордину за правду.


2199-й год. Луна

— Когда мне было девять лет, отец рассказывал, что наш дедушка очень любил играть в гольф. Спустя сотни лет этот вид спорта практически не изменился. В руках у меня клюшка. Есть маленький белый мячик, который следует закатить в лунку. Всё просто. Нужно всего лишь ударить так, чтобы он оказался как можно ближе к цели.
И удар последовал. Шар покатился по неровной поверхности к небольшой лунке. К печали учёного, он в неё не попал.

Эшли Уильямс никогда не была на Луне. Этот спутник Земли когда-то давным-давно являлся большой загадкой. Миллионы глаз смотрели на ночное небо и пытались понять эту тайну. С высадкой Нила Армстронга таинственность Луны куда-то пропала. С приходом эры коммерциализации заселение спутника считалось лишь вопросом времени. Уже в 2000-ые продавали землю кому угодно.
Так и вышло в действительности. Человек оказался на Луне.

Как-то раз она засмотрелась на звёздное небо, и младший из братьев-учёных это заметил.
— Что, нравится? У меня тоже порой идут мурашки по телу. Особенно когда я вижу нашу Землю. Нашу колыбель.
— Что вы знаете о заселении Луны?
— В принципе, то же, что и все. В 2069-м году NASA построили небольшую базу рядом с кратером Шеклтон и назвали её в честь Нила Армстронга. Это первое поселение землян за пределами Земли. Но миллиардер Виктор Мансвелл, мягко говоря, был недоволен вялотекущим ходом событий и форсировал это дело. Так у кратера Гагарин на тёмной стороне Луны и возникло поселение с таким же названием. И если в Армстронге в основном заседали учёные, рабочие NASA, а впоследствие и Альянса, то в Гагарине проживали бизнесмены, политики и даже религиозные деятели. База рассчитана на несколько тысяч человек, наверное, поэтому я ощущаю себя одиноким, когда стою посреди гигантских залов.
— Люди так мечтали оказаться здесь. Интересно, что они ощутили…
— Мне кажется, что они ощутили восторг и потрясение. Одновременно.

Уточнять, почему поселения на Луне практически опустели, Эшли не стала. Тут нетрудно было догадаться. На Марсе обнаружили следы нулевого элемента, и уже в 2103-м году там основали целый город Лоуэлл. Прошло ещё несколько десятков лет, и вот — здравствуй, эффект массы.

Донни подшучивает над братцем. Саймону не везёт, и он наконец-то с третьей попытки закатывает мяч в лунку.
— Госпожа Уильямс, — Спектр лишь обречённо вздохнула. Братья почему-то решили называть её «госпожой». То ли в шутку, то ли всерьёз. — Мы подсчитали и выяснили, что в день вы употребляете три чашки кофе, выкуриваете пять сигарет и регулярно смотрите передачу «В гостях у Бобби Джордана».
— Вы следите за мной?
— Нет, что вы. Просто мы пытаемся отвлечься от работы. Постройка машины времени — труд тяжёлый. Первый экземпляр мы делали четыре года. Если бы не Призрак, то получилось бы всё как надо.
Уильямс узнала от полковника про конфликт братьев с ныне покойным главой террористической организации, но всех подробностей ей не сообщили — их никто, кроме самих учёных, не знал.
— И потому вы решили наблюдать за мной?
— Дело не совсем в этом, — Саймон отдал клюшку брату и повернулся лицом к женщине. — Мы просто привыкли считать. И я, и Донни убеждены, что в этом мире существует только две богини — Физика и Математика. Все остальное лишь в качестве свиты.
— Помнится, когда нам было по четырнадцать, я пришёл вечером домой. Саймон сидел у окна, — младший отправил клюшку в сумку и вынул мяч из лунки. Игра была окончена. — Я не придал этому значения и ушёл в свою комнату. Выхожу через час — он по-прежнему сидит у этого окна. Я пошёл выгуливать собаку, вернулся — всё ещё сидит. Я спросил у него, в чём дело.
Саймон махнул рукой и, посмотрев на Эшли, недовольным тоном заметил:
— Он всем рассказывает эту историю. Надоело.
Сказав это, человек с шрамом на лице отправился на кухню. Однако улыбающийся Донни подошёл ближе к Эшли и шепнул:
— Саймон мне ответил, что считал про себя пролетающие кары. Он насчитал сотни красных, зелёных и белых. И ни разу не сбился со счёта. И знаете, я ему верю.
— А что насчёт конфликта с Призраком?
— Мы попросили у него ещё год, так как ошиблись в расчётах. Понимаете, время и пространство — вещи не постоянные. Но Призрак начал уверять нас в том, что у него времени нет. Жнецы, первый Спектр, Сарен и так далее. Но что поделаешь, не можем же мы сделать всё сразу.
Почесав лысую макушку, учёный пожал плечами и, подкидывая в воздух мяч, направился на кухню вслед за Саймоном.

Эшли лишь снова посмотрела вверх, на гигантский прозрачный купол. Отсюда действительно открывался великолепный вид на Землю.
— Скоро мы увидимся, Шепард.



________________

1. Автор снова шутит. — Прим. ред.