Вкус победы. Как любил повторять его отец, неустрашимый и непоколебимый Бастион Вакариан, «у победы вкус сладчайшего яда». Он отравляет, обманывает и сбивает с толку. Поэтому, главное не победа. Главное — процесс и результат. Наверное, поэтому Гаррус так упрямо отказывался следовать наставлениям отца. «Сначала распиши свою цель по пунктам, и просто выполняй их, не раздумывая. Если есть начальник, он распределит все за тебя. В этом случае ты должен следовать приказам неукоснительно». Просто и понятно. Но неприемлемо.
Для Гарруса эта победа была горькой на вкус и весьма неоднозначной. С одной стороны, повержен мятежный Спектр и остановлено вторжение. С другой.... Теперь на «Нормандии» его ничто не держит, а это значит — нужно возвращаться к нормальной жизни или начинать новую. И вот это как раз и было главной проблемой. Уходить не хотелось. Сначала он убеждал себя, что все дело в необычной команде и невероятных приключениях — в конце концов, не каждый день приходится скакать на броневике через всю Галактику, чтобы спасти Мир. Потом он доказывал себе, что просто уважает капитана и нуждается в ее руководстве. Но все же, вкус победы был горьким по иным причинам.
Как кто-либо, никогда не испытывавший серьезных чувств, осознает, что нечто происходит в его сердце? Правильно, когда ему становится больно. Потому что когда все спокойно, оно, это самое сердце скромно молчит. Но в тот момент, когда рухнул обломок Властелина, и Шепард исчезла из виду, Гаррус внезапно ощутил, как в груди что-то остро и неприятно закололо. Не в плане физической боли, нет, он самостоятельно стоял на ногах, и даже помог Аленко подняться с земли. Нет. Эта боль была странная, иного рода. Как будто из груди выкачали воздух и насыпали битого стекла. Но боль тут же отпустила, едва Шепард появилась в поле зрения. Она шла, прихрамывая и качаясь от потери крови. Но сам факт, что она все-таки выжила, вызвал неописуемое ликование души. Бросив Аленко, он подбежал к ней и подставил плечо. Такое непривычное ощущение близости человеческого тела сменилось на непонятное удовлетворение.
А потом снова вернулась горечь. В клубе, снятом по случаю победы. Танцы, напитки. Команда, шумно чествует его, Аленко и Шепард. Миловидные азари липнут, будто намазаны клеем. Но вместо того, чтобы расслабиться и насладиться их вниманием, он заливает в себя коктейль за коктейлем и поглядывает, как Аленко обнимает Шепард. Как его странные человеческие руки скользят по темно-синему шелку ее платья, как он что-то шепчет ей на ухо, потом кивает в сторону выхода. Ответный кивок — и вот они уходят из клуба, и Гаррус точно знает, куда и зачем. Сердце в отчаянье заходится от боли, сжатые челюсти мелко дрожат, бокал в руке покрывается мелкими трещинами, стекло жалобно скрипит, по капле пропуская напиток.
Неожиданно на плечах смыкаются чьи-то руки, он замечает Тали, подошедшую со спины. Сквозь шлем в глазах читается сочувствие. Сглотнув, Гаррус ставит треснувший бокал на стойку и обнимает кварианку в ответ.
— Я знаю, что сегодня не смогу заменить ее. Но я могу просто побыть рядом.
Даже искаженный динамиком, ее голос такой ласковый и искренний, что Гаррус, согласившись, молча, кивает. Опустив голову ей на плечо, он тихо шепчет. Об отце, о ненавистной работе, к которой теперь придется возвращаться, о Шепард — как горько видеть ее в объятиях Аленко, как много ее мнение значит для него, как сильно ее слова повлияли на его взгляды. Как сильно он любит ее...
Следующее утро вместе с мучительным похмельем приносит неприятный сюрприз — «Нормандию» отправляют в Системы Термина. Ему ничего не остается, кроме как вернуться на работу в Службу безопасности Цитадели. Блёклая синяя броня, табельное оружие и бесконечные отчеты. Косые взгляды коллег. Регулярные столкновения с директором Паллином. Суета, постоянная возня и бесконечные обсуждения атаки гетов. Тонны лжи и домыслов, клеветы и недоверия. Их подвиг медленно, но верно превращали в политическое оружие — Альянс укреплял свои позиции как в Совете, так и на Галактической арене вообще, не гнушаясь грязных игр. Тошно. От этой кутерьмы становилось тошно. И Гаррус сорвался. Случайно, неожиданно для самого себя, но весьма агрессивно. Всем известная журналистка Калисса как-её-там перехватила его на выходе из офиса знаменитого режиссера. Тот в течение последних двух недель преследовал Гарруса, упрашивая принять участие в съемках документального фильма о Шепард и её команде. Его терпения хватило ровно настолько, чтобы выйти из кабинета не придушив саларианца, и вполне возможно, что Гаррус, успокоившись, забыл бы о неприятных, требующих откровения вопросах режиссера. Но появление Калиссы с её вездесущей камерой лишило его оставшихся капель терпения. Гаррус метким пинком разбил камеру и оглушительно рыкнул на опешившую женщину.
Естественно, за этой выходкой последовало долгое и муторное разбирательство, по результатам которого Гаррус отправился в продолжительный отпуск. Известия о гибели «Нормандии» застали его на полпути к Палавену. Сквозь нарастающий шум в голове он слушал новости и лишь беспомощно сжимал и разжимал кулаки, пытаясь совладать с собственными чувствами. Что-то сломалось внутри, и в ближайшем же порту он сошел с корабля и вернулся на Цитадель. Совет отца почему-то предстал в его сознании в новом свете. Цель? Добиться справедливости. Как добиться? Так, как это делала Шепард. Собрать команду и действовать.
На мост высыпаются люди. Неожиданно троица, прибывшая последней, открывает огонь по своим. После краткого замешательства, которого хватило, чтобы перебить наёмников и пересечь мост, трое оказались на базе. Приняв очередное сообщение о вторжении, Гаррус сосредоточился на «той» стороне моста. Недоумевающие солдаты получали пулю за пулей, с опозданием додумавшись нырнуть в укрытия.
Пара приглушенных выстрелов и звук падающих тел напомнили о гостях. Дверь открывается, звук осторожных шагов медленно приближается к его укрытию. Внизу неосторожный наёмник, дрожа как осиновый лист, пытается раскрыть штурмовую винтовку.
— Архангел?
Едва не выронив оружие, Гаррус все же уложил наёмника и повернулся лицом к вошедшим. На какую-то долю секунды внутри все оборвалось, сорвавшись в пропасть, а рука сама собой потянулась к шлему на голове. Тихий скрип перчаток по матовому металлу, скрип ящика на который он устало опустился, убрав в сторону раскаленную винтовку. Навязчивые звуки с улицы. И такой родной образ, при виде которого сердце метнулось в пятки. Джейн Шепард.
— Я думал, ты умерла.
Отредактировано: Alex_Crow
Комментарии (13)
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
Регистрация Вход