Вскоре должны были прибыть Жнецы. Огромные разумные машины, уничтожающие все живое в Галактике. Совсем скоро должен был начаться настоящий ад. Но несмотря ни на что, я был счастлив. Не просто счастлив, а абсолютно счастлив.
Я раньше думал, что так не бывает, ведь ничего абсолютного во Вселенной не существует, но я
был так счастлив...
Когда надо мной склонялось ее лицо с этой удивительной светящейся кожей и сияющими глазами, похожими на два драгоценных камня, в мягком полумраке каюты казавшееся лицом какого-то божественного создания, я чувствовал абсолютное счастье.
Я чувствовал по ночам, как она переворачивается рядом и закидывает на меня ноги и руки, и улыбался сквозь сон. Я улыбался по утрам, когда видел ее, так сладко спящую, зарывшуюся в подушки. Улыбался днем, когда видел ее за работой, ее длинные пальцы, летавшие по клавиатуре терминала.
Улыбался вечером, когда мы сидели в каюте обнявшись, и смотрели какой-нибудь фильм. Ей очень нравились земные комедии, и она хохотала так звонко, что иногда пугались рыбки в аквариуме и кидались врассыпную. Она постоянно останавливала фильм и спрашивала о непонятных ей вещах, а я терпеливо объяснял. Она понимала все сразу, обладая пытливым и острым умом, перематывала назад, чтобы просмотреть эпизод уже с пониманием происходящего и, поняв шутку, опять начинала хохотать.
Я так полюбил ее смех, что заставлял Легиона качать из экстранета уйму комедийных фильмов, и мы смотрели кино почти каждый вечер. Я — положив ноги на стол, с чашкой чая, она — прижавшись ко мне, взобравшись с ногами на диван, и постоянно тыкала меня в бок: «Ты видел, Шепард, а-ха-ха-ха-ха-ха! Не, ты видел, что он сделал?».
Я не смотрел фильмы. Я искоса любовался ее тонким профилем, просвечивающимся под маской, слушал ее смех, и улыбался. Рядом со мной была самая храбрая, умная, красивая девушка во всей Вселенной, кварианка по имени Тали’Зора Вас Нормандия, которую я любил всем сердцем. И я был счастлив. Рядом с ней я забывал о Жнецах, о Совете, о Цербере, о Коллекционерах, о взрыве системы Бахак, о готовящемся суде надо мной, обо всем этом дерьме. Я позволил себе быть счастливым, пусть недолго, всего на пару недель. Через пару недель я планировал начать собирать армию, чтобы как следует встретить ублюдков, если конечно, меня не повесят раньше. Как это сделать, я еще плохо представлял, но сейчас не думал ни о чем. Только о ней, о моей Тали.
— Что мы будем делать, Шепард? — иногда спрашивала она, в основном по ночам, когда мы лежали обнявшись. В ее голосе звучал страх.
— Все будет в порядке, — говорил я, обнимая ее теплое, маленькое тело. — Я что-нибудь придумаю...
— Пообещай мне, что ты не умрешь... — говорила она. Ее глаза мягко светились в темноте своим невероятным светом. — Придумывай что хочешь, только обещай. Я больше не переживу такого...
— Обещаю, — я целовал ее в лоб. — И ты обещай...
— Ты от меня не отделаешься, — смеялась она. — Даже не думай...
Ее организм привык ко мне. Мордин специально для нее синтезировал какие-то антибиотики, и теперь мы занимались любовью довольно часто. Она была такой страстной и любопытной, что постоянно удивляла меня чем-то. Это были волшебные ночи.
Однажды ночью, когда мы лежали, обнявшись, она вдруг спросила:
— Зачем вам пять пальцев?
— Ну, так сложилось в процессе эволюции. У большинства животных на Земле тоже пять пальцев на лапах, хотя один из них обычно атрофирован. Например, у собак...
Она взяла мою ладонь и начала, считая, сгибать пальцы.
— Один, два, три... Собаки?
— Те мохнатые существа, помнишь, ты видела в фильмах?
— А, ну да... Четыре... У нас на Флоте нет домашних животных. Места слишком мало, они могут занести инфекцию...
— Пять, — она сжала мою ладонь в кулак. — И тебе это не мешает — столько пальцев?
— Напротив, я думаю это очень удобно, — засмеялся я.
— Нет, правда? Зачем столько? — она искренне удивилась. — Целых пять!
— Ну, ими можно всякие вещи делать, — я залез рукой под одеяло.
— Джон, щекотно, — засмеялась она.
— Разные вещи, — продолжил я и воспользовался второй рукой. Тали ахнула, а на дне ее светящихся глаз зажглись голубоватые искорки.
— Знаешь, — с придыханием сказала она. — А мне нравится, что у тебя так много пальцев...
Команда потихоньку покидала меня — мы выполнили свою задачу, и Жнецы пока отошли на второй план. Пока — потому что прибытие не за горами, я чувствовал это, на второй — потому что на первом была Тали.
Призрак не выходил на связь. Меня это беспокоило, учитывая, что я разнес на куски базу жуков, которую он так вожделел. От этого ублюдка можно было ожидать любой подлости. Но он затаился и ни разу не напомнил о себе.
Альянс и Совет погрязли в своем политическом дерьме, и пока не обращали на меня внимания — разве что Андерсон все еще пытался что-то втолковывать в их упрямые головы.
Тейн отправился с сыном в отпуск на какую-то жутко жаркую планету, где дреллам было одно раздолье. Он звонил пару раз, я радовался его бодрому, посвежевшему голосу. Он заслужил это недолгое счастье. Рассказывал, как Кольят учил его подкатывать к девчонкам.
Миранда улетела повидаться к сестре. Судя по фотографиям, которые она прислала, они неплохо отрывались в студенческом городке.
Джейкоб пошел на службу в Альянс. Честно говоря, я не ожидал от него такого. Мы выпили перед его отъездом, и он назвал меня другом. Странно было это слышать от него, всегда молчаливого и замкнутого, но мне было приятно.
Самара вернулась к своим обязанностям юстициара. Она сказала, что явится по первому моему зову.
Грюнт гостил на Тучанке, надо же было удовлетворить все многочисленные запросы на спаривание. Рекс писал письма, от которых меня складывало пополам от смеха. Он так серьезно описывал победы юного крогана, и так гордился им, что это было даже трогательно. Но показать эти письма Тали я как-то стеснялся — Рекс со свойственной ему прямотой слишком подробно описывал похождения Грюнта, не выбирая выражений...
Заид купил нехилую квартирку на Омеге, черт его знает, чем он там занимается теперь. Он позвонил мне лишь однажды, будучи мертвецки пьяным и наехал на меня из-за той истории с Видо. Я сказал, что сейчас готов помочь ему, но он отмахнулся. Чей-то такой же пьяный женский голос нетерпеливо позвал его и он отключился...
Джек исчезла на следующий день после той величайшей вечеринки на Цитадели, которую мы закатили в честь победы, прихватила мою винтовку, пару кредиток и бутылку дорогущего виски. Правда, оставила скомканную записку «Удачи тебе, придурок! Я даже буду скучать». Я не стал ее искать.
Касуми занялась организацией аукционов по продаже предметов искусства — по старой дружбе я купил у нее со скидкой две картины Моне, и повесил их в у себя в каюте. Гаррус сказал, что это какая-то мазня, но они меня завораживали.
Мордин улетел навестить родню. Времени у старикана осталось мало. Мне неожиданно стало не хватать его бесконечного бормотания. И даже куплетов.
Со мной остался Легион, которому идти было некуда, Джокер, пройдоха-пилот, и Гаррус. Мой лучший турианский, черт бы его побрал, друг. Я предлагал ему съездить навестить семью, даже настаивал, но он упрямо отказывался. Может быть, причиной были его напряженные отношения с отцом, я пробовал поговорить с ним на эту тему, но он отмахнулся. Я понял, почему он остался, когда все чаще стал замечать его рядом с Келли. Я был искренне рад за него, и даже пробовал обсудить это, помочь советами, но он так стеснялся и возмущался, отнекиваясь, что я расхохотался и только махнул рукой. Сам справится. Тем более что Келли, профессиональный психолог, без труда найдет способ устроить все между ними.
Андерсон заходил однажды и обмолвился, что, так как я формально являюсь служащим ВКС Альянса, они намереваются забрать у меня «Нормандию», чтобы изучить техническое оснащение фрегата. Я должен подчиниться приказу, если придет такое распоряжение. Более того, он сказал, что скоро планируется мой арест — батарианцы требовали возмездия, бесновались и грозились идти крестовым походом за моей головой. Андерсон помолчал и сказал, глядя мне в глаза, что поймет, если я исчезну... Я покачал головой. Я не собирался бегать как заяц и подставлять человечество под удар перед нашествием Жнецов. Я все еще верил в справедливость. Надеялся доказать им правду. Он пожал мне руку и ушел. После его ухода я долго стоял, глядя в иллюминатор. Честно говоря, я не представлял, как выпутаюсь из всего этого. Больше всего я беспокоился о ней. Ведь я дал ей обещание и не собирался его нарушать...
Оставалось еще одно важное дело. Самое важное. Я заказал самый дорогой номер в самом роскошном отеле на Цитадели. По моему распоряжению там установили дополнительные фильтры и провели тщательную дезинфекцию. Проверив воздух с помощью инструметрона, я остался доволен, по крайней мере, ей ничего здесь не угрожало. Я заказал роскошный ужин, и вино, и свечи, правда, искусственные, все как в романах. Кварианцы тоже знали, что такое романтика — я долго лазил в экстранете.
— Джон, куда это мы? — спросила она, когда вечером я повел ее туда. — Мы же хотели посмотреть фильм...
— Завтра посмотрим, — ответил я. — У меня для тебя сюрприз...
Мы поднялись на лифте, я открыл двери номера, она робко зашла внутрь и ахнула.
— Как красиво... — прошептала она, глядя на стеклянные стены, сквозь которые видно было вечерний Президиум, залитый разноцветными огнями. — Джон, это же стоит кучу денег...
— Ну и что. Кстати, здесь безопасно, — сказал я. — Я обо всем позаботился. Ты можешь снять маску...
Она сняла, и я весь вечер долго любовался ее лицом. Она смущалась и опускала глаза, когда встречала мой взгляд.
— Хватит на меня смотреть... Ты совсем ничего не ешь.
После ужина она вновь подошла к окну, любуясь ночным заревом. Ее силуэт отчетливо темнел на фоне гигантских лепестков Цитадели, залитых яркими огнями.
— Тали, — кашлянул я за ее спиной. — Мне нужно кое-что сказать тебе...
Она обернулась.
Встав перед ней на одно колено, я весь взмок от напряжения и достал из кармана маленькую коробочку. Открыл крохотный замочек, и в полумраке на бархатной подушечке сверкнуло кольцо, вспыхнув синими искрами. Голубой бриллиант. Перстень делался в ювелирной мастерской под заказ, ведь те, которые я видел на витринах, были недостойны ее. Я купил самый крупный бриллиант редчайшего голубоватого оттенка, этот камень весь будто светился изнутри, совсем как ее невероятные глаза. Вообще кварианцы обменивались какой-то штукой для скафандров, это у них было вроде помолвки, но я его не носил по понятным причинам, поэтому выбрал вполне человеческий способ выразить свои чувства и намерения.
Тали изумленно смотрела то на меня, то на кольцо на моей ладони.
— Тали’Зора вас Нормандия, — торжественно сказал я по квариански, старательно выговаривая сложные слова, и чувствуя себя полным идиотом. Никогда не любил всякие вот эти романтические выходки. — Ты выйдешь за меня замуж?
— Шепард, — изумленно поднеся руку ко рту, выдохнула она. — Что ты сказал?
Видно, мой кварианский был еще далек от совершенства.
— Ты выйдешь за меня замуж? — повторил я уже на своем языке.
Ее глаза вспыхнули. Она долго молчала, глядя на меня. Я ждал.
— Джон, — наконец сказала она. — Это так неожиданно...
Я молчал и смотрел на нее.
— Я... я так люблю тебя... Мне так жаль, что мы не сможем...Ты заслуживаешь большего... — ее глаза наполнились слезами.
— Тали, — мягко сказал я. — Я уже заслужил самую драгоценную награду, хотя и не знаю за что, — твою любовь... Все остальное неважно. Ты выйдешь за меня?
Когда она кивнула и заплакала, я встал, надел кольцо на ее палец — хорошо, что у кварианцев тоже был обычай носить кольца — обнял ее и поцеловал. Ее глаза светились таким счастьем, что меня пробрала дрожь.
— Вот, — сказал я. — По человеческим обычаям это называется помолвка. Теперь мы должны назначить свадьбу, пригласить друзей и готовиться к торжеству... Ты хочешь, чтобы все пошло по кварианским обычаям? Может быть, сыграем свадьбу на Флоте?
Тали покачала головой, любуясь кольцом.
— Нет, давай все сделаем как у людей... Я видела в фильмах. Это так красиво... У кварианцев нет возможности устраивать такие свадьбы...
— Хорошо, — кивнул я. — Завтра же и начнем думать... А на сегодня у нас еще есть дела...
Я нагнулся, подхватил ее на руки и закружил.
— Шепард! — засмеялась она. — Отпусти, у меня кружится голова...
Я отнес ее в спальню, опустил на кровать и еще раз поцеловал.
— Я люблю тебя, — сказал я, прикоснувшись кончиком носа к ее, вглядываясь в эти прекрасные глаза.
— Я знаю... — ответила Тали и прижала палец к моим губам.
— Я очень сильно тебя люблю, — сказал я, мягко отводя ее руку и расстегивая замок на ее костюме.
— Я знаю... — повторила она.
— Нет, ты не знаешь, — улыбнулся я. — Никто не знает... — я начал целовать ее шею, чувствуя губами, как лихорадочно забилась тоненькая жилка под нежной кожей.
— Так покажи, — ответила она, томно выдохнув. Поднял голову, я посмотрел на нее. В ее глазах зажегся лукавый огонек. — Покажи, как сильно ты меня любишь, Джон Шепард...
Ее руки обвили мою шею, она потянула меня вниз, к своим теплым губам.
И я показал. Три раза.
Я проснулся от писка инструметрона уже под утро. Тали лежала на мне, уткнувшись в шею, и прямо у моего сердца билось маленькое ее — билось немного быстрее и торопливее. Ее кожа была горячее, ведь у кварианцев выше температура тела, но это было такое приятное мягкое тепло. Она всегда немножко мерзла, когда была без костюма, поэтому я укрыл ее одеялом. Она тихо посапывала носом. Я осторожно освободился из ее объятий, встал, натянул брюки и вышел в холл. На инструметроне высветилось новое сообщение. В отправителях значился Андресон.
«Шепард, плохие новости. Принято решение о твоем аресте. Через три дня, в понедельник».
Я прочитал и посмотрел в окно, там бесконечной чередой проносились аэрокары, светились огнями исполинские небоскребы. Я подошел ближе и прижался лбом к прохладному стеклу, закрыл глаза и долго стоял так. Потом услышал тихие шаги.
— Шепард, — сказала она и обняла меня сзади. — Почему ты стоишь здесь?
Я прижал ее руки к своей груди.
— Просто думаю...
— О чем?
— О нас.
— Что-то не так? — обеспокоено спросила она. Я обернулся и обнял ее. Она завернулась в простынь, и через тонкую ткань просвечивали изгибы ее прекрасного тела.
— Я люблю тебя, Тали. Я всегда буду рядом с тобой, что бы не случилось...
— Ты пугаешь меня, Джон... — она подняла голову, и я увидел ее глаза, полные тревоги.
— Я просто хочу сказать, что сдержу свое обещание. Что бы мне это не стоило.
Она улыбнулась и прижалась к моей груди. Я поцеловал ее в макушку и удивился тому, насколько все же можно быть счастливым.
Но кто бы мог подумать, что она первая нарушит свое обещание.
Мы возвращались из отеля на корабль... Ей захотелось пойти посмотреть какую-то жуткую статую в районе доков, и мы пошли. Бродили потом до вечера, долго сидели на скамейке, обнявшись, потом перекусили в какой-то забегаловке. Мы пошли обратно, когда уже совсем стемнело.
Я заметил несколько силуэтов вокруг в темноте, но слишком поздно. У меня мелькнула мысль, что я сглупил, не одев броню и взяв только легкий пистолет...
Это были наркоманы. Просто какие-то наркоманы. Не геты, не коллекционеры, не наемники, не хаски, не бандиты, не батарианцы. Нет, это была кучка грязных наркоманов. Они напали сразу, как стая бешеных гиен, не чувствуя опасности, не думая ни о чем, кроме кредитов для очередной дозы. Я толкнул Тали за какой-то ящик, закрыв ее спиной и начал планомерно вырубать их, уложил троих, резко и быстро, ломая им руки и шейные позвонки. А Тали выпустила дрона.
Увидя это, двое оставшихся развернулись бежать, я помчался за ними, выхватив пистолет. Зачем они мне были нужны?
И тут кто-то из них выстрелил в мою сторону. Навскидку, не глядя. Я инстинктивно пригнулся и тут же услышал тихий вскрик за спиной. В ту же секунду у меня оборвалось сердце.
Почему она не включила щиты? Зачем побежала за мной? Откуда у него взялся пистолет? Почему он попал в нее, выпустив навскидку, наугад, в темноту переулка одну единственную пулю? Почему? Зачем?
Обернувшись, я увидел, что Тали начинает падать, и в два гигантских прыжка оказался рядом с ней. Она упала мне на руки. Я опустился вместе с ней на землю, дрожащими руками поднял ее голову и положил себе на колени, стараясь не глядеть в середину ее груди, где виднелось что-то страшное, красное и пестрое. Я вколол ей панацелин и заорал что есть силы, позвав на помощь. Она слабо шевельнулась в моих руках, и я наклонился к ее лицу.
— Ше... пард, — тихо выдохнула она и в этом выдохе было столько любви и нежности, что он смел меня, как ураган на океанском побережье. Я увидел, как угасают ее глаза, почувствовал, как слабыми толчками из раны под моей ладонью выплескивается теплая кровь. Мое сердце замедляло толчки в унисон с ее.
Через секунду все закончилось. Она умерла.
— Нет-нет-нет, — забормотал я, прижав ее к себе. — Тали, посмотри на меня. Солнышко мое, посмотри на меня...
Но она не смотрела. Ее глаза, два сверкающих драгоценных камня, потухли.
Когда-то я думал, что знаю о смерти все — ведь я и сам умер однажды. Я принес смерть тысячам, сотням тысяч существ в Галактике. Я здорово послужил этой старухе с косой и наверняка ходил у нее в любимчиках. Но только тогда, держа на своих руках остывающее тело юной кварианки, я понял, что такое смерть, потому что только сейчас умер по-настоящему. Умер окончательно и никто, никакой проект «Лазарь» не смог бы воскресить меня. Джона Шепарда больше не было. Он умер вместе с самой красивой, умной, доброй и храброй девушкой во Вселенной. Вместе с кварианкой по имени Тали’Зора Вас Нормандия.
Когда-то я думал, что привык к потерям. Я навсегда запомнил, как перед моими глазами умирали родители, запомнил застывшие глаза парней из моего взвода на Акузе, последние слова Кайдена, вмерзшие в лед Алкеры жетоны экипажа первой «Нормандии».
Когда-то я думал, что знаю, что такое боль. Но я ошибался. Я ни хрена не знал о боли до этого самого момента.
Она ослепила и оглушила меня. Я весь закостенел и не чувствовал ничего кроме боли. Вообще ничего. Я не мог в это поверить. Не бывает так больно. Просто не может быть. Не бывает пустых легких, когда не можешь сделать даже маленького вдоха. Не бывает колючего куска проволоки, который сразу наматывается вокруг горла, впиваясь так глубоко, что невозможно вздохнуть. Не бывает ладоней, испачканных в крови, которая, засыхая, склеивает пальцы. Не бывает мертвой кварианки, лежащей на твоих коленях. Ничего этого просто не бывает.
Откуда-то взявшийся Гаррус попытался отцепить ее от меня, он что-то говорил.
Я сам отнес ее на «Нормандию». Я зашел в медотсек и аккуратно положил тело на кушетку, сложив тонкие руки на ее простреленной груди. Чаквас встретилась со мной взглядом и молча вышла, оставив меня наедине с ней. Я долго сидел рядом и держал ее за руку. Даже сквозь перчатку я ощущал ледяной холод ее пальцев. Потом дрожащими руками я снял ее маску. Она была прекрасна. Невероятно прекрасна. И только тогда я заплакал. Я целовал ее губы и глаза, ее щеки и маленький, чуть вздернутый нос, дышал на ее ледяные пальцы, гладил ее лоб и что-то шептал — долго, очень долго. Я разговаривал с ней, звал ее. Мои слезы капали на ее мраморное тонкое лицо и скатывались, оставляя мокрые дорожки. Потом кончились и слезы. Осталась только оглушающая, нестерпимая боль. Я ничего не мог и не хотел делать, только сидел и смотрел на нее.
Как так может быть? Как? Ведь несколько часов назад мы лежали, обнявшись, в теплой постели, и я целовал ее — а сейчас она лежит передо мной, холодная... мертвая? Как это может быть? Понимание происходящего покинуло меня. Это неправда. Это все какой-то бред. Злой, безумный, непонятный бред.
Не знаю, сколько прошло времени, кто-то сказал мне какие-то слова, но я не слышал и не понимал их. Потом кто-то взялся за мое плечо, и я нетерпеливо стряхнул руку — я ненавидел их, живых. За то, что они могут дышать, ходить, говорить, брать меня за плечи, а она не может. Потом они попытались оттащить меня от нее — предатели, они хотели оставить ее одну. Совсем одну.
Я начал вырываться, но они не унимались. Я развернулся и, не глядя, ударил кого-то локтем, а потом заученным движением коленом под дых. Еще один схватил меня за плечи, я ударил и его с разворота кулаком в лицо, и еще раз, с левой, со всей силы. Но их было много. Они повалили меня на пол, и я что-то кричал, потом почувствовал укол в шею, и сразу наступила темнота.
Когда я проснулся, на секунду мелькнула безумно-радостная мысль, что все это мне приснилось. Что все это просто ночной бред, просто кошмар, что она вовсе не умирала. Но это длилось всего секунду, а потом мне в сердце вонзили искривленный ядовитый клинок и стало трудно дышать. Это не сон. Я открыл глаза и увидел Гарруса.
— Шепард, — сказал он. Я шевельнулся в кровати и почувствовал, что мои запястья привязаны к поручням кушетки.
— Извини, — сказал он. — Это для твоего же блага.
— Развяжи меня, — сказал я и поразился своему голосу. Он был чужой — сиплый и низкий.
Гаррус покачал головой.
— Мне нужно к ней.
— Шепард, послушай...
— Мне нужно к ней! Гаррус, ты не понимаешь! Мне нужно, — я начал извиваться на кровати и дергаться изо всех сил, чувствуя, как рвется кожа на запястьях. Гаррус встал и навалился на меня всем своим весом. Мне стало трудно дышать. Краем глаза я увидел Чаквас со шприцем, появившейся из-за его спины.
— Пустите меня, — серьезно попросил я. — Пожалуйста. Мне надо быть с ней!
— Шепард, ты должен успокоиться, — Гаррус продолжал держать меня за плечи. Его челюстные щитки быстро дергались. Чаквас ввела шприц мне в вену на руке. И тут я возненавидел их.
— Я убью тебя, — спокойно пообещал я. — Я убью вас всех. Тебя, неудачника, который угробил свой отряд из-за собственной тупости, подстреленного урода, и тебя, милую старую деву. Слушай, а тебя благодарили солдаты Альянса за лечение, а? Или ты до сих пор не распечатана, как бутылка того бренди, что я подарил тебе?
Я успел заметить кулак Гарруса, летящий мне прямо в лицо, почувствовал резкую боль. Потом вырубился. Может от удара, а может, от укола.
Когда я пришел в себя во второй раз, с гудящей головой и пересохшим ртом, рядом сидела одна Чаквас. Я поднес руку к глазам — они развязали меня, а на запястье белела повязка. Все тело ломило, каждое движение давалось с большим трудом. Внутри меня было все пусто и высушено. Я поразился своему безразличию.
Чаквас увидела мое движение, встала и подошла ближе. Я увидел ее перекошенное лицо. Она держала в руках шприц.
— Я в порядке, — сказал я. — Не надо мне это колоть.
— Хорошо, не буду, — прошептала она, ее глаза увлажнились. — Бедный ты мой мальчик, как же так вышло...
— Не надо меня жалеть. Помните о субординации, доктор, — спокойно сказал я. Чаквас отвернулась, я видел ее трясущиеся плечи. — Простите за грубость. Я был не в себе.
Потом пришел Гаррус. Он долго сидел рядом, глядя на меня внимательными голубыми глазами. Я увидел свежие царапины на его лице.
— Извини, что не сдержался, — сказал он.
Я молчал.
— Ты... ты должен взять себя в руки, — продолжил он. — Ты должен, Шепард. Пусть не ради нас, не ради Галактики... но ради нее. Ей бы это не понравилось.
— Ей уже все равно, — сказал я. — Она мертва.
Гаррус вздохнул. Его челюсти часто защелкали.
— Я знаю, каково тебе сейчас, но...
— Нет, — прервал я его. — Не знаешь.
Мы помолчали.
— Где она?
Они испугались этого вопроса. Вздрогнули и переглянулись.
— Она внизу, в грузовом трюме. В холодильной капсуле, — сказал Гаррус. — Мы известили Флот. Они выслали корабль, чтобы забрать ее и похоронить по кварианским обычаям...
— Решил покомандовать? — с ледяным спокойствием спросил я. — У тебя это плохо получается, Гаррус.
Он посмотрел мне в глаза, но промолчал.
— Я никому ее не отдам, — сказал я. — Тело пусть остается внизу до моих распоряжений. Я могу пройти в свою каюту, доктор?
Чаквас с Гаррусом переглянулись.
— Можете. Я бы посоветовала вам соблюдать постельный режим еще пару дней, — сказала Чаквас. Я кивнул и с трудом сполз на пол. Гаррус попытался поддержать меня за плечо, но я отвел его руку. Прикосновения турианца вызывали ощущение ожогов.
— Отправляйтесь в батарейную, офицер Вакариан,- сухо сказал я.- Если вы мне понадобитесь, я позову вас...
Я нетвердым шагом вышел из медотсека, но замер на пороге. Джокер, Келли и Легион, инженеры с нижней палубы, штурманы, все собрались здесь. И все они сейчас неотрывно смотрели на меня. Я опустил голову, молча проковылял на негнущихся ногах к лифту и нажал на кнопку. Я стоял к ним спиной в полной, невероятной тишине и чувствовал их взгляды. Чувствовал их чертову жалость. Я не оборачиваясь зашел в лифт и с облегчением вздохнул, когда за спиной закрылись двери.
Поднявшись к себе в каюту, я сразу зашел в ванную, сунул голову под холодную воду и стоял так довольно долго, пока не замерз. Потом, не вытираясь, вернулся в каюту, взял из мини бара бутылку виски и за несколько глотков выпил половину. Пустой желудок чуть не выплеснул все это обратно, но я усилием воли утихомирил его и сел на кровать. Голова закружилась.
Из ящика стола я достал именной пистолет, вслепую, потому что на столе все еще лежали ее вещи, я не мог сейчас на них смотреть. Я вынул его, проверил, в нем не оказалось термозаряда. Я усмехнулся — ну конечно, они предусмотрели все варианты и не дадут мне умереть. Теперь они следят за мной через камеры. И кто-нибудь, наверняка Гаррус, караулит сейчас прямо за дверью, готовый ворваться внутрь. Я опять усмехнулся, швырнул пистолет в угол и вытянулся на кровати.
Ну, ничего. Они же не смогут следить за мной круглосуточно, я найду способ уйти. Я сделал еще несколько глотков из бутылки.
— Отличный план, Шепард! — похвалил я себя. — Ты всегда умел найти выход из сложных ситуаций...
Я допил бутылку за несколько минут, встал, чтобы взять другую и упал. В конце концов, меня все же вырвало одним чистым виски прямо на пол. Я с трудом поднялся и кое-как залез на кровать. Стены и потолок ходили ходуном. Но я чувствовал себя почти нормально, даже мог думать о ней.
— Тали, — тихо сказал я. — Потерпи, родная, я что-нибудь придумаю... Совсем скоро.
И я уснул тяжелым, пьяным сном.
Проснулся глубокой ночью, чувствуя, как начинаю трезветь и проклял эти гребаные имплантанты. Я был еще пьян, сильно пьян, но этого хватит ненадолго, не больше получаса. Я проверил почту. Пусто. Я побрел к бару и заметил, что блевотину на полу убрали — кто-то заходил в каюту, пока я был в отключке. Открыв бар, я с недоумением уставился на полки. Они были пусты. Это было уже слишком. Вот тогда я разозлился не на шутку.
Я вышел из лифта, огляделся, вокруг было на удивление пусто, подошел к кухне и полез в шкафчик, где Гарднер хранил алкоголь. Я долго искал что-нибудь покрепче и наконец-то наткнулся на бутылку ринкола. Я довольно крякнул и вытащил ее, уронив несколько соседних. Одна разбилась, и в воздухе резко запахло спиртом. В обнимку с ринколом, я отправился назад, в кабину лифта. На пути у меня вдруг вырос Гаррус.
— Положи на место, — сказал он. Я опешил.
— Что ты сказал?
— Я сказал, что тебе хватит, — он взялся за горлышко моей бутылки и потянул на себя. Я толкнул его в грудь.
— Убери руки, — сказал я. — Урод.
Слева от Гарруса появился Гарднер. Я судорожно прижал бутылку к груди.
— Вы просто скоты, — сказал я. — Дайте мне напиться. Просто напиться...
— Шепард, — Гаррус положил руку мне на плечо. — Пожалуйста, не надо так...
— Как так?! — взорвался я. Язык у меня заплетался, но я все еще неплохо соображал. — Слушай, всю жизнь я делал что-то, потому что это было нужно кому-то — отцу, моему сержанту, Альянсу, команде, Церберу, Галактике, Совету, а сейчас я хочу сделать что-то для себя! В кои-то веки я хочу сделать что-то для себя, просто так, потому что мне хочется! Я хочу напиться до отключки и забыть обо всем, хотя бы на один долбанный час! Дай мне такую возможность, раз ты мне не даешь просто сдохнуть!
Они молча смотрели на меня. Гаррус снова потянул бутылку на себя, и я не выдержал, размахнулся для удара. Они повалили меня на пол и отобрали бутылку, я был слишком пьян, чтобы сопротивляться. Потом они затащили меня в лифт и завели в каюту.
— Хочешь, я побуду с тобой? — спросил Гаррус.
Я покачал головой.
— Позови Чаквас, — сказал он, поворачиваясь к коку. — Надо его прокапать.
— Не надо, — сказал я, заползая на кровать и уткнувшись носом в подушку. Она еще хранила ее слабый запах. — Уйдите все. Пожалуйста.
Гаррус вздохнул, я чувствовал на себе его взгляд. Потом тихо прошелестела дверь, они ушли.
Я довольно рассмеялся. Турианец не заметил, как в потасовке я умудрился стянуть у него обойму термозарядов. Действовать надо было быстро.
Я перекатился на другой бок, достал пистолет и быстро зарядил. Дверь открылась, и я увидел на пороге Гарруса, он бросился ко мне с каким-то гортанным криком, я так и не понял, что он мне кричал.
Я поднес пистолет к виску, и он замер на полпути.
— Нет! Шепард, не делай этого! — в его голосе слышались слезы. Настоящие турианские слезы. — Джон, ну пожалуйста! Не бросай нас! А как же мы? А как же Жнецы? Как же Галактика?
— Да пошли вы со своей Галактикой, — улыбаясь, сказал я. — Тали, малыш, я уже рядом. Прости, что так долго.
Он рванул ко мне. Я нажал на спуск. Стало темно.
Я широко распахнул глаза, и, задыхаясь, рывком сел на кровати, таращась в темноту обезумевшим взглядом. Сердце у меня трепыхалось где-то в горле и никак не хотело опускаться обратно, на свое место. Я огляделся и увидел очертания гостиничного номера.
— Джон?
Я повернулся. Оторвав голову от подушки, на меня тревожно смотрела Тали.
— Милый, что с тобой?
Я приподнялся, скинул с нее одеяло, взял ее на руки и крепко-крепко прижал к себе. Как ребенка.
— Да что случилось? — в ее голосе было изумление и тревога.
Я уткнулся лбом в ее висок, прижимая ее к себе.
— Ничего. Просто приснился сон. Кошмар. Такой настоящий...
Она вздохнула и провела ладонью по моему лицу, еще влажному от выступившего пота.
— Ты весь дрожишь. Что тебе приснилось?
— Бред какой-то. Жнецы. Еще что-то ... Какие-то чудовища.
Она кивнула. Прошло несколько минут, прежде чем у меня успокоилось сердце, и я смог нормально дышать. Тали осторожно высвободилась из моих объятий.
— Ложись, Джон. Ты спал всего два часа. Не думай о плохом. Это всего лишь сны.
— Да, — через силу улыбнулся я, устраиваясь рядом. — Всего лишь сны.
Я глубоко вздохнул и закрыл глаза. Это ощущение невыносимой боли, которая сжимала мне сердце после пробуждения, еще не исчезло. Я положил руку на ее талию. Как хорошо, что это был сон. Только сон.
Мой инструметрон на столике рядом тихо пискнул. Я протянул руку и активировал экран сообщений. Андерсон.
«Шепард, плохие новости. Принято решение о твоем аресте. Через три дня, в понедельник».
— Что там? — спросила она.
— Спам, — ответил я. — Предлагают увеличить кое-что. Новые технологии, знаешь ли.
Она хихикнула.
— Думаю, тебе это не нужно. Кстати, — она зевнула. — Давай прогуляемся немного перед возвращением на корабль. Посмотрим достопримечательности.
— Нет! — резко сказал я. — Никаких прогулок!
Она помолчала.
— Ну, хорошо. Не хочешь, как хочешь.
Я придвинулся поближе.
— Извини, Тали. Давай просто вернемся на «Нормандию». Пожалуйста. Я потом все объясню.
Она кивнула.
— Как скажешь, Джон.
Я долго смотрел на нее, пока она не уснула. А потом до самого утра лежал и разглядывал потолок.
Я чертовски боялся заснуть.
Комментарии (52)
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
Регистрация Вход