Неправильный батарианец. Часть II. Глава III

Удар. Кулак в перчатке напоролся на керамическую пластину «жесткой брони». Перчатка со скрежетом скользнула, и противник «провалился» корпусом, подставив незащищенную спину. Под ногами хлестко процарапала бетонный пол винтовка, отброшенная за ненадобностью и бесполезностью – осечка, спасшая мне жизнь. Удар ботинком под колено. Человек вскрикнул, его нога подкосилась, и в отчаянии он выбросил вторую руку раскрытой ладонью – не столько ударить, сколько просто отпихнуть и получить драгоценные секунды для возвращения контроля над ситуацией. Я сбросил его руку с плеча и, размахнувшись, ударил кулаком в широкое, на все лицо, забрало шлема. Самодельные, грубо заточенные шипы в зоне костяшек со звоном пробили щиток, я почувствовал, как материал перчатки уперся во что-то податливое… и рванул назад. Пехотинец, по-прежнему стоявший на коленях, судорожно всхлипнул и прижал руки к шлему. Туловище стало медленно клониться вперед, а его обладатель – подвывать, звук вышел неприятный, горловой. Ждать дальше я не стал – и так понятно, что сейчас лицо человека представляет собой малоприятное зрелище. Зажав бицепсом шею, обхватил руками голову и резко повернулся вбок.

Хрустнуло. Тело обмякло. Я отпустил мертвеца, и тот тяжело повалился на пол. Незакрепленный шлем слетел с головы, моему взгляду предстало бледное, залитое кровью лицо, на котором чернел квадратик аккуратных усиков. На шее виднелась татуировка в виде старомодного головного убора, который, как нам говорили на курсах «изучения инопланетных форм разумной жизни», был популярен у людей несколько столетий назад. Кажется, он звался «котелком». Неважно. Я обернулся на Ламока, довольно неопытного рукопашника, который из последних сил парировал атаки своего… оппонента.

Ламок слишком долго возился со «своим». Здоровяк с нашлепкой «N2» на плече прижимал коленями ноги моего сородича и, сорвав шлем, методично избивал батарианца, осыпая градом ударов. Ламок едва успевал подставлять блоки в виде скрещенных рук. Я закончил то, что не получилось у него. Обхват, рывок – второе тело повалилось на изрыгающего нецензурщину батарианца.

Люблю этот прием. Эффективный и красивый. Я протянул руку лежащему подчиненному:
— Вставай, — и ногой отпихнул тело человека с неестественно повернутой головой.
Комлинк шлема коротко пискнул. Я коснулся миниатюрной кнопки около уха:
— На связи.
— Что у вас там, авив? – голос Форвана звучал настолько естественно, что я непроизвольно обернулся – казалось, он стоит прямо за моей спиной. Глупость, конечно, а все же…
— Нормально. Люди оставили дозор, мы его сняли. Тихо и быстро.
В комлинке хмыкнули:
— Слышали мы твое «тихо». Ладно… надеюсь, покойнички не успели подать сигнал, иначе незаметно подойти в упор к людям не получится, встретят нас огнем.
— Постараемся их отвлечь, если получится – будет вам «окно», — ответил я, показывая Самалю и Наду, вошедшим в комнату часовых, на дверь и одновременно обхлопывая отсеки бронекостюмов Альянса. – Готовьтесь выступать через десять минут. Крул, конец связи.
Комлинк снова пискнул, когда я повторно утопил клавишу.

Я наклонился к ботинку, чтобы проверить фиксатор…
— Внимание! – рявкнуло сзади. Мы мгновенно вскинули винтовки. Как и полагается, Самаль тут же упал на пол, следом грохнулся пулемет – мой заместитель «взял» свой сектор обстрела, прикрыв вход. Над присел над ним, его пулемет смотрел в сторону второго выхода. Винтовка Ламока уставилась куда-то в стену – туда, где неряшливой кучей перемешались мусор, обрывки одежды, обломки посуды и мебели.

Голос подал именно Ламок. Он увидел что-то подозрительное и тут же, не задумываясь, затрубил тревогу. Повисла тишина, изредка прерываемая глухим шумом где-то на улице.
— Что? – не отрывая внешних глаз от стены – хотя куда целиться, я понятия не имел – я покосился внутренними на Ламока.
— Свет, — коротко ответил он и чуть кивнул подбородком.
Теперь увидел и я.
Дверь – старая, собранная из обработанной древесины, на петлях – почти сливалась со стеной, становясь незаметной. Тем не менее, батарианец ее приметил. Молодец. Из-за короткой щелки пробивалась желтоватая мерцающая линия.
— Открывай, — так же коротко велел я. Ламок присел перед дверью так, чтобы не заслонять мне сектор обстрела. Он принялся изучать механизм двери. Никакого голо-интерфейса мы не увидели – только короткую, шириной в ладонь, стальную трубку, которая шла перпендикулярно плоскости двери.
— Возьмись за штырь, тяни вниз и на себя, — посоветовал Самаль, обернувшись.
Ламок с недоумением хмыкнул, но моего заместителя послушался. Он аккуратно взялся за торчащую рукоять… замер на секунду… и, резко опустив ее вниз, отшатнулся назад.

Великие Духи… несмотря на то, что вся цивилизованная Вселенная давно пользовалась тяжелыми надежными дверьми, запирающимися на электронные замки, у людей все делалось куда топорней – двери открывались механически!
Я шагнул внутрь. От микроскопического источника света темнота вокруг казалась только гуще. И почти осязаемой.
— Не стреляйте! – истерически взвизгнули в глубине темноты. Я понял только то, что голос принадлежал человеку. Непроизвольный крик вызвал обратную реакцию – я молниеносно развернул винтовку на звук и, не задумываясь, нажал на крючок.
Как оказалось позже, солдаты Шепарда на своем блокпосту не услышали ничего – на развалины города опустился туман, в котором почти все звуки словно растворялись. Нам сильно повезло.
Помещение оказалось небольшой комнатушкой, в которой… прятались люди. Дураку понятно, что это не солдаты – всего лишь испуганные гражданские лица, которые пытались спрятаться здесь. Интересно, они хотя бы знали о том, что фактически в двух шагах отсюда находится главная база выживших людей? Вряд ли.
Мой выстрел цели не достиг. Точнее, достиг, но скорее произвел психологический эффект – тишина в комнате установилась гробовая. Я посветил фонарем. Рядом щелкнули светила Самаля, Нада и Ламока. Мы обвели лучами света помещение.

В центре колыхалось маленькое пламя, источником которого служила старая горелка. Вокруг него, прижавшись друг к другу, сидели люди всех возрастов. Я насчитал трех мужчин в порванной одежде, двух женщин, трех мальчиков и одну девочку.
— Чтоб меня… — потрясенно прошептал Ламок. Я фыркнул про себя. Новичок, что еще сказать. Готов спорить, не привык к…
Завершить мысль я не успел. Сидящая ближе всех к Ламоку девочка резко поднялась, заставив меня дернуть в ее сторону «Барком». Ей было… я прикинул в уме, сделав поправку на различия в возрасте батарианцев и людей… да, ей было лет двенадцать. На лоб спала светлая челка, из-под которой на Ламока смотрели глаза. Настолько серьезные, что я опешил. Ни у одного взрослого человека не было такого взгляда. Лишь животный страх, затаенная ненависть и ни капли надежды. А здесь… как это возможно?
Краем внешнего глаза я заметил, как одна женщина в беззвучном крике рванулась к девочке, но ее перехватил за талию мужчина и что-то горячо зашептал в ухо. Правильно, молодой человек, сидите и не дергайтесь…
— Не стреляйте, пожалуйста, — девочка подошла к Ламоку, продолжавшего стоять с отвисшей челюстью, и чуть приподняла руку. – Мы… нам просто… страшно… помогите? Пожалуйста… нам?
Переводчик довольно сносно перевел тихую мольбу девочки. Внутренним глазом я видел, как выжидающе поглядывает на меня Самаль, как чуть растерянно водит стволом пулемета Над… и как нервно дернулась носовая трубка Ламока, когда он смотрел на девочку…

Я напряженно размышлял, не слушая маленького парламентера, который продолжал что-то просительно тянуть тонким голоском. Куда их тащить? Как? За всеми не уследишь. И кому? Бойцам Форвана? Среди людей там встречаются такие звери, каких врагу не пожелаешь… Из личного опыта я знал, что из себя представляют поганые организмы, за деньги убивающие себе подобных. Турианцам? Те, конечно, парни с понятием чести, но и они – всего лишь наемники, к тому же, поразительно хладнокровные наемники. Кроганы, батарианцы, Форван с его «человеколюбием»… в общем, не вариант.
Отпустить их? Опять же, куда? Приди они к Шепарду – даже случайно! – мы получим такой ворох проблем… все они – потенциальные вражеские солдаты. Не вариант, опять же…
Оставить их здесь? Отобрать оружие у лежащих за нашими спинами мертвых солдат Альянса? А кто их знает, что им взбредет в голову? Тут в каждой яме – армейский арсенал валяется, успевай подбирать… ударят в спину, окажемся зажатыми с двух сторон – и все.
Уголком сознания я понимал, что всего лишь высасываю из пальца решение, которое засело в голове с самого начала. Все возражения – лишь оправдание тому, что я сейчас сделаю и заставлю сделать остальных… прости меня, Миса!*

Заглушив слабый внутренний голос, все еще пытающийся убедить меня найти альтернативу своему преступлению, я поймал взгляды Нада и Самаля. Два лаконичных жеста, два коротких кивка, два шага в разные стороны.
— Четвертый, — без тени эмоций сказал я. Ламок медленно повернул ко мне голову. Все взгляды присутствующих остановились на мне. – Обезопась периметр.
То, что я назвал Ламока исключительно по порядковому номеру, обезличив тем самым сказанное, и то, что я старательно избегал смотреть ему в глаза, объяснило новичку все. Он буквально спал с лица. Во взгляде что-то необратимо… нет, не сломалось, лишь надломилось. Но и этого достаточно, чтобы в нем засомневаться.
— Но…
— Выполнять приказ, — повторил я, перехватывая удобней рукоять «Барка» — привычный жест, который я всегда делаю только перед тем, как спустить крючок.
Ламок попятился. Шагнул за порог, не сводя глаз с девочки, которая спокойно – обреченно? – смотрела… уже на меня. Теми же донельзя серьезными глазами.
— Дверь, — буркнул Самаль, щелкая переводчиком режима огня.
Я не обернулся на звук закрывающейся двери. Та будто угрожающе поскрипывала, сбитые уголки цеплялись за шероховатости пола, словно стараясь не позволить Ламоку захлопнуть себя. В тихом скрежете ржавых петель мне снова послышалась неясная, невысказанная угроза.
Я нашел в себе силы посмотреть на девочку. Коротко кивнул в сторону беззвучно рыдающих женщин и хмуро, исподлобья глядящих мужчин, смирившихся со своей участью. Ребенок молча развернулся и покорно зашагал в угол комнаты.
Спиной я почувствовал, что Ламок вышел. Чуть заметный жест свободной рукой. Секунда для того, чтобы мысленно поделить сектора обстрела между тремя бойцами (или все-таки – палачами?).

Первым на спуск нажал я. Принял решение – будь любезен за него отвечать…


Я вышел последним. Не поднимая глаз, аккуратно взялся за дверную ручку и потянул ее в сторону проема. Дверь и петли вновь заскрипели и заскрежетали. На сей раз – скорбно…
— Ты все сделал правильно, Грун.
Голос не принадлежал никому из моей четверки. Я вскинул голову. Под окном сидел, глядя в одну точку, Ламок. А передо мной стоял… Форин!
Командир смежной группы подошел ко мне, придерживая винтовку рукой.
— Я… слышал, — продолжил он, спокойно глядя в мои удивленные глаза. – Но тебе надо сейчас обо всем этом забыть. И не возвращаться больше. По крайней мере, в ближайшие сто минут.
— Сто минут?
Парой слов Форин, неизвестно как выбравшийся из пекла разбомбленного города, рассказал мне все, что знал. Новости потрясли и, признаться, вытеснили все мысли о расстрелянных нами гражданских.

«Интенданты» подставили всех. Уже тогда, когда мы прорывались через засады Шепарда, была объявлена всеобщая эвакуация оккупационных сил. Те десантно-штурмовые «летуны», замеченные мною с полными бомболюками, были последним звеном бомбардировочной авиации. Тогда! Именно тогда, когда Форван, прикрываясь броней, отступал к нам, «интенданты», словно пыжаки в затопляемой канализации, бежали к эвакуационным челнокам. Трусы.

События и впрямь не внушали оптимизма. Из-за ближайшего ретранслятора вынырнул весь Первый флот Альянса Систем. Фрегат «Азенкур», шедший в авангарде, разнес на составные сторожевой корабль Халиата прежде, чем тот успел радировать о прибытии подкрепления. И теперь этот «Азенкур» в одиночку противостоял слабым пиратским судам, единственным преимуществом которых была численность. А Первый флот почти прибыл на орбиту Элизиума…

Всех! Всех, абсолютно всех бросили здесь, в этом загнивающем огрызке недоразвитой цивилизации двуглазых организмов! Десятки батарианцев, не зная о том, что победоносные войска Гегемонии не придут на помощь, продолжали драться против ополченцев, будучи уже обреченными на смерть – независимо от исхода той или иной случайной стычки и перестрелки.

Не было слов, чтобы выразить свои чувства. Закусив губу, я мрачно смотрел на Форина, а в груди что-то сжималось, требуя выплеснуться наружу в виде грязного словесного потока. Все встало на свои места. Я вспомнил неестественный голос «Интенданта-три», когда он сообщал мне о том, что отряды СГВ пробиваются к штабу Шепарда. Ничего подобного, в это время он уже летел на орбиту, надеясь застать там еще целые транспортные корабли! Ублюдок! Ну, погоди, отход жизнедеятельности, мы все еще посмотрим на твою самодовольную ухмылку, когда по очереди вырежем все, что торчит из твоего поганого тела…

— У нас есть шанс… — словно сквозь преграду пробились слова Форина. Я вновь вскинулся.
— Что?
Форин спокойно, словно объяснял курсантам принцип работы пистолета, пояснил:
— У нас есть пятьдесят минут на то, чтобы добраться до последнего челнока. Он отходит… ну да, через пятьдесят две минуты. Это последний челнок.
— Хорошо… — раз, два, три, выдох. Раз, два, три… выдох. – Я предупрежу Форвана, чтобы отступал.
— Нет, — обрубил Форин. Я замер.
— Э?..
— Там мало мест, Грун, — сожалеюще покачал головой Форин и прищурил глаза. – Очень мало. И я не гарантирую, что нам не придется убеждать пилотов взять именно нас, — он сделал акцент на слове «нас». Пальцы нырнули в боковой кармашек, вытянули уже знакомый мне округлый цилиндрик. – На, — я поймал на лету «Катар». – Отдай это пиратам. Пусть начинают атаку. Скажи им… ты знаешь, как лгать, — ироническая ухмылка скользнула по тонким, как у всех батарианцев, губам Форина.
Я лишь кивнул. Говорить не хотелось. Зачем?

— Тридцать… минут!.. – передвигаясь следом за Форином широкими скачками, пропыхтел Над.
— Быстрей! Еще быстрей! – не оборачиваясь, крикнул Форин.
— Наддай, твою мать! – рявкнул я, хватая Ламока за шиворот, хотя сам уже задыхался от бега.
Пятнадцать минут назад за спиной вспыхнул столп огня – это Форван, бедный ублюдок, поверивший мне, выпустил наствольную гранату и начал наступление. Наверное, он сейчас в недоумении, почему я со своей группой СГВ не начинаю фланговую атаку… он не знает, что нас там уже нет, что мы бежим сейчас, задыхаясь от кросса, по бесконечным развалинам Элизиума, туда, где, полыхает соплами двигателей наша последняя надежда на выживание.
Бег, бег, бег… под ногами проваливается асфальт, прыжок! Сзади тяжело приземляется Самаль, ударяя ботинками по грунту. Он и Над давно бросили свои пулеметы и заменили их на короткоствольные ПП. Снова бег, снова прыжок, глаза заливает потом, все отчаянно стараются не потерять из виду спину впереди идущего – сейчас эта спина для него – все.
— Давай! Быстрей!
— Сколько… еще?! – отпустив Ламока, я обогнул Нада и поравнялся с Форином.
— Чуть… двести метров… за углом того… здания! Площадка! Резеврная… точка! Эвакуации!

Наконец мы его увидели. Старый челнок уже готовился к взлету; я видел, как экипаж «прогревал» двигатель, наполняя маршевые запасом необходимой энергии.
— Стой! Эй!
Ламок дал очередь в воздух. Хочет все-таки жить, шекти! А еще изображал потрясение… дурак.
Экипаж нас заметил. Боковая дверь челнока распахнулась, там показался какой-то боец. На груди блестела эмблема «карателей».
— Перегруз! У нас перегруз! – заорал он. Я видел его глаза через забрало шлема. Человек. Везет же…
— Пошел отсюда! – Форин схватил человека за грудки и вышвырнул его на дорогу. Протестующе зароптали раненные, кто-то потянулся к пистолету. Самаль заметил это и, опередив наемника, выстрелил.
Началась паника. Я и Над начали выволакивать неспособных сопротивляться наемников.

Поднялась сутолока. Налет цивилизации спал со всех присутствующих. Обнажилась личина, объединявшая всех – турианцев, батарианцев, людей. Желание выжить пересилило такие «добродетели», как гуманизм, самопожертвование. Зачем? Для кого? Важнее всех – ты. Твоя жизнь. Твое существование. Можно искренне клясться другу и товарищу в верности и надежности, но если припрет…
Вот и сейчас – приперло. Экипаж взирал с абсолютным безразличием. Они были нашими – армейскими, и предпочитали вытаскивать «своих», чем презираемых всеми «солдат удачи».
Через минуту мы уже взлетали, преследуемые проклятиями брошенных нами – давайте будем честными… — на верную смерть наемников, которые совсем недавно были нашими союзниками.
Я и Форин, не сговариваясь, лишь молча сплюнули вниз.


Выбраться нам удалось. Покровительствовал нам Бахир, бог войны, или нет – не знаю. Но челнок буквально пробился сквозь «орбитальное пекло», как выразился Самаль, к транспортному кораблю, стоявшему ниже основных сил и на границе, ближе всего к ретранслятору. Это позволило ему избежать участи своих коллег, которых Первый флот уничтожил, не встретив практически никакого сопротивления. Издали я видел, как из «носителей» Альянса вылетают челноки с пехотой и спасателями и направляются вниз, на поверхность планеты.

Все «Интенданты» погибли. Я так думал. Но, признаться, судьба «третьего» занимала меня уже не так сильно. И даже о планах мести я забыл. Все мое сознание занимала… война. В широком смысле. Элизиум не был занят силами Гегемонии. Люди выжили. Шепард… уцелел. Он выиграл свою войну. Противник, достойный уважения. Альянс победил. Гегемония проиграла.

Но я… нет. Я не проиграл войну. Свою. Личную. Выживание – вот цель солдата в любом бою. Я выжил? Выжил.

А значит, победил.


Примечания
________________________________
* Миса - богиня справедливости.