IX Легион. Глава I: Last Dawn

Тусклый огонек тлеющей сигареты метнулся вверх, разрезая густые утренние сумерки, и человек, стоящий посреди на удивление ровного плаца, глубоко затянулся. В который раз поежившись, он вновь опустил руку с зажатым между пальцев белоснежным цилиндриком, некогда бывшим символом медленного, добровольного самоубийства, а ныне ставшим совершенно безобидной привычкой, и, задумчиво вглядевшись в постепенно теряющее статус «непроглядного» пространство, выпустил серую струю табачного дыма, перемешанного с морозным паром. Кристально чистый воздух не загубленной промышленностью, девственной планеты с радостью принял эту смесь и в мгновение ока разметал ее по площади в пару квадратных метров. Человек, облаченный в форму пехотного офицера, шумно втянул носом воздух и, не уловив даже малейшего намека на специфический запах табака, невольно улыбнулся. Его всегда забавляло это явление — человеку, родившемуся на изнывающей от перенаселения и жесткой нехватки ресурсов Земле, сложно привыкнуть к чистейшей атмосфере далекого, пышущего растительностью шарика, неизвестно от кого получившего замысловатое название «Шаньси». Мало кто задавался вопросом, почему было выбрано такое именование, но ни для кого не было секретом, что исторически, Шаньси — это провинция в центре Китайской Народной Федерации, во времена молодости автора данных строк имевшей статус республики. Возможно, дело было в том, что именно там, во второй половине печально известного ХХ века, был построен один из немногих на то время космопортов, тогда именовавшихся странным словом «космодром»…

Вяло, даже слегка лениво отмахнувшись от заползших в голову, бесполезных и совершенно неинтересных мыслей, одинокий курильщик метким броском отправил истлевшую лишь наполовину сигарету в расположенную неподалеку пластиковую урну, и, привычным жестом, столь знакомым любому военному, оправив форменную куртку, продолжил прерванное охочим до размышлений мозгом наблюдение.

 В этот ранний час немалый гарнизон полка, являвший собой самый мощный щит расположенного буквально в двух шагах города, мирно дремал, укрывшись одеялом из невероятно густых, намного темнее, чем на Земле, сумерек. Большинство полковых офицеров в данную минуту досматривали последние сны в теплых кроватях комфортабельных городских квартир, а остальная же, заметно меньшая часть, наоборот, со сном боролась — ведь что двести лет назад, что сейчас, за дрёму на боевом посту, пусть и во вполне мирное время, наказание следовало незамедлительно. По всей строгости армейских законов. 

То, что так привлекло внимание следовавшего к своему рабочему месту офицера, вряд ли могло показаться действительно интересным, что, впрочем, не помешало ему остановиться и, неспешно закурив, равнодушно понаблюдать за неполной сотней сонных, копошащихся в округ четырех массивных грузовиков, солдат.

Постороннего человека это могло бы удивить — на кой черт такое количество бойцов неспешно грузиться в просторные, трехосные транспорты в такую рань? Но он не был посторонним человеком и знал, что перед ним не что иное, как 2-я рота в полном составе. Знал он и то, что как только заспанные пехотинцы, под чутким руководством лейтенанта Купера, погрузят все, прямо скажем, не маленькие оружейные ящики в один из камуфляжных «мулов», как именовали эти машины сами водители, ведущий небольшую колонну бронетранспортер взревет двигателем, и всё подразделение направиться на расположенный в двадцати километрах отсюда полигон.

Нет, учения, дело, конечно, нужное, но капитан медицинской службы Стивен Гаррет искренне недоумевал, нахрена отправлять подразделение за неполный час до подъема?.. Похоже, точно так же думал и командир не выспавшейся роты, ибо заметив в двух десятках шагов от унылой процессии темную фигуру, он, в последний раз крикнув что-то вроде: «Мэйнфилд, мать твою, контейнер не урони!», двинулся прямиком к незваному наблюдателю.

Преодолев разделяющее их расстояние, лейтенант быстрым, слегка небрежным движением отдал честь старшему по званию и протянул раскрытую ладонь. Военврач крепко ответил на рукопожатие и, кивком указав на заканчивающих погрузку солдат, осведомился:

— Что, Джеймс, подняли ни свет ни заря?

— А, и не говори, — устало отмахнулся командир роты. — Парни мне все уши прожужжали, мол, какого черта их подняли в пять утра?

— И действительно, какого?.. — скорее из вежливости, чем из-за настоящего интереса, поинтересовался Гаррет.

— Какого… — задумчиво повторил лейтенант, покрутив будто саму собой возникшую в руках сигарету. — Черт его знает, какого… Им виднее, — Купер поднял указательный палец вверх.

— Это да, — капитан ухмыльнулся. — Начальство наше мертвого достанет. 

— Ну а то ж…

Джеймс привычным движением похлопал себя по карманам формы и, закатив глаза в немом ругательстве, направил красноречивый взгляд на слабоосвещенное далеким фонарем лицо старшего товарища. Стив вновь ухмыльнулся, на этот раз не так весело, и извлек на свет поблескивающий металлом продолговатый цилиндр, более всего напоминающий гильзу от крупнокалиберного патрона старого образца. Приняв из его рук зажигалку, Купер выдавил небольшую кнопку, и верхняя часть железки раскалилась докрасна, лишь известным конструктору способом не передавая тепло остальной части корпуса. Задымив и затянувшись во всю силу своих могучих легких, лейтенант вернул вещь хозяину и, нацепив на голову до этого заткнутую за ремень кепи, вымолвил:

— Ты-то чего в такой час? Жена выгнала? — заядлый холостяк чуть приподнял уголки губ, явно намекая, что последние слова следует относить к категории безобидного юмора. 

— Если бы, сынок, если бы, — устало ответил врач. — Бессонница, мать ее, замучила.

— Надо же, на десять лет меня старше, и уже «сынок». Стареешь, Стив.

— Да… — протянул он и плотнее запахнул камуфляжную куртку.

— Кстати, не слышал, что вчера Мэдисон в карауле учудил? — Джеймс хитро подмигнул. Стивен отрицательно покачал головой. Купер оглянулся и, убедившись, что работа вялых солдат еще далека от завершения, пустился в красочные описания очередного «залета» кандидата в рядовые Мэдисона. Гаррет рассеяно слушал, должно быть, интересный рассказ и, глядя на широкоплечего, ростом под два метра лейтенанта, придавался воспоминаниям. Джеймс сильно напоминал его самого лет эдак восемь назад. Та же энергия, тот же бесконечный недосып, те же горящие глаза… Мечты о большой карьере, захватывающих приключениях и море большой любви на деле вылились в набившие оскомину бессонные ночи, рутинную работу, да вечные разлады с женой и дочкой. Ему было всего тридцать пять, но, кажется, он успел прожить две жизни — столько было в на вид веселом и жизнерадостном капитане тоски и усталости. И глядя на свою жизнь, ему хотелось подсказать молодому ротному, предупредить об ошибках. Но Стив молчал, прекрасно понимая, о какой глупости размышляет. Молчал и отрешенно кивал, прокручивая в памяти картины давно минувших дней. 

Капитан Гаррет не знал, что меньше чем через час произойдет событие, которое в корне изменит не только его жизнь и жизни всех обитателей этой планеты, но и судьбу каждого человека в каждом уголке галактики.

Не знал Гаррет и то, что эти скоротечные минуты — последний раз, когда он видит улыбающееся лицо лейтенанта Джеймса Купера. Живое лицо.

Склоны далеких холмов, почти круглый год пышущих зеленью, на мгновение словно сгустили покрывающую их пелену тьмы, лишь для того, чтобы спустя бесконечно долгую секунду сбросить с себя львиную долю этого темно-синего покрывала. Необычайно большой, в три раза больше земного, солнечный диск с явной ленцой показался из-за ровной, почти шарообразной вершины высокой сопки, озарив теплыми лучами поверхность цветущей планеты. Планеты, не испытавшей на себе тех пагубных последствий развития цивилизации, что в полной мере ощутила на себе ее старшая сестра — Земля. Не познала еще молодая Шаньси того величайшего катаклизма, разрывающего саму суть бытия бедствия, что испокон веков преследовало род человеческий. Не знала она, в чем на самом деле кроется суть покорившего звезды Человека. Она не знала войны. Войны, еще не объявленной, но уже готовой по первому приказу спустить своих цепных псов на затаившиеся в предрассветных сумерках луга и леса неожиданно для себя ставшей колонией планеты. 

Рядовой Джейсон Грей оторвал взгляд от посветлевших, простирающихся за высоким забором военного гарнизона просторов и, вялым движением протерев запотевшее стекло широкого окна, нехотя сполз с белоснежного, как, собственно, и все тут, подоконника. Бросив безразличный взгляд на слегка посапывающее тело сослуживца, и, по совместительству, соседа по бессовестно маленькому кубрику, Грей мысленно позлорадствовал над ожидающим любителя поспать сорокасекундным марафоном по натягиванию на непослушное тело скомканной в углу формы. Он всегда гордился своей многолетней привычкой вставать до рассвета, о чем, конечно же, вряд ли кто-нибудь хоть когда-либо узнает: нарываться на очередной втык от обожаемого им комвзвода у Джейсона не было равным счетом никакого желания. Как, впрочем, не было у него желания становиться солдатом, но, однако же, он здесь. Увы и ах, как любил говаривать его, ныне покойный, дед.

Опустившись на свою, уже как четверть часа заправленную койку, рядовой не спеша натянул тяжелые, армейские ботинки и, заправив в них камуфляжные, светло-серые штаны, откинулся на жесткую, углепластиковую стенку, отделяющую их двухместный блок от соседнего. Он точно знал, что таких блоков в приземистом здании казармы было шестьдесят два, однако, сколько сейчас в этом пропахшим потом строении людей, ему было неизвестно, что, кстати, и не удивительно. Увольнения и самоходы еще никто не отменял, да и жить в городе солдатам, в конце концов, не запрещали. По мнению Джейсона это было вполне разумно, ведь все в вооруженных силах Альянса, от зеленого кандидата в рядовые, до штабного генерала добровольно подписывали контракт, и ничем, кроме работы, служба для многих из них не являлась. Да и угроз, как думал он, не было никаких — так зачем же держать всю ораву вместе двадцать четыре часа в сутки?

«Незачем», — мысленно ответил Грей на собственный вопрос и, казалось, никто во всем мире не смог бы ему возразить. Никто, кроме экипажа исследовательского судна «Сэр Исаак Ньютон», всего каких-то двенадцать часов назад разнесенного в клочья неподалеку от ретранслятора «314»…

Глухой стук в хлипкую перегородку, явно не дотягивающую до почетного звания двери, прервал скупые размышления молодого пехотинца, заставив его непроизвольно вздрогнуть. Рановато для подъема. 

— Джейсон! Я знаю, что ты не спишь. Открывай, — Грей, конечно же, узнал голос потревожившей его покой особы, но и без этого ему было предельно ясно, кто ожидал за дверью. Лишь один человек во всей 4-ой роте звал его по имени. 

— И чего тебе не спиться?.. — бурчал рядовой, отворяя заблокированную изнутри сдвижную створку. 

— Ты прекрасно знаешь, что я с дежурства, — устало вздохнув, нехотя возразила она. 

— Знаю, — Грей расплылся в безобидной ухмылке. — Но возможности вдоволь поворчать ты меня не лишишь. 

— Вот гад… — беззлобно бросила солдат, от чего улыбка рядового стала еще шире. 

Представшая перед ним девушка была облачена в женский вариант полевой формы планетарной пехоты, выполненной в цветах городского камуфляжа. Рукава ее были завернуты до локтей, открывая взгляду пепельно-бледную кожу тонких рук, а поверх иссиня-черных, собранных в короткую косу волос была надета такая же, камуфляжная кепи, украшенная отполированным до блеска символом ВКС Альянса и неуставной нашивкой цвета хаки с вышитой надписью: «The Few. The Proud. The Planetary infantry*». 

Капрала Джесс Модд нельзя было назвать красавицей, и даже эпитет «вполне ничего» мало подходил к ее внешности. Вечно сжатые в узкую линию и без того тонкие, серые губы, заостренный нос и неестественно резке черты лица не придавали ей привлекательности, как, впрочем, и полное отсутствие какого-либо макияжа, запрещенного все тем же уставом, кстати. Тонкая шея и узкие плечи вкупе с небольшим ростом создавали впечатление хрупкости, некой миниатюрности. Казалось, только дотронься до нее и обязательно что-нибудь сломаешь, не иначе. А скандинавские корни, отразившиеся почти во всех, кроме цвета волос, аспектах ее наружности довершали формирование противоречивого образа и создавали резкий контраст с внешностью Джейсона, отличавшегося изрядным ростом, хорошо развитой мускулатурой и чистейшими африканскими генами. 

 Как столь отличные друг от друга люди могли стать друзьями не понимали даже они сами, что, впрочем, их совершенно не беспокоило.

— Я бы пригласил тебя зайти, но… — он кинул многозначительный взгляд на растекшегося по койке соседа.

Джесс взглянула на забывшегося сном бойца и, еще раз прокрутив в голове тот заставивший ее не на шутку испугаться диалог, подняла покрасневшие за время дежурства глаза.

— Есть разговор, Джейсон. Очень важный разговор.

Пустота. Вот что бросалось в глаза в первую очередь. Когда ты на протяжении многих месяцев привык видеть какое-либо место оживленным, не затихающим ни на минуту, создается обманчивое впечатление, будто бездушные коробки зданий и вездесущее композитное покрытие, не оставляющее место даже для травы, живут своей, собственной жизнью. Капитан Гаррет частенько приходил на рабочее место задолго до нужного времени и, проклиная бесконечную бессонницу, подолгу бродил по вымершим просторам военной базы, лишь изредка натыкаясь на таких же, невыспавшихся дежурных ночной смены. Казалось бы, уж он-то давно должен был привыкнуть к такому контрасту, но, как ни странно, именно пустота вызывала в его душе наибольшую, до конца не осознанную, тревогу. Странный пространственный вакуум, окружающий офицера в такие моменты, каждый раз наводил на него тоску, но вызвана она была вовсе не отсутствием людей, чье общество, прямо сказать, не было для Стивена столь уж необходимым, а собственными, внутренними терзаниями, борьбой с той самой пустотой, изъедающей уже не молодого капитана изнутри. Когда теряется смысл существования, а исчезнувшие ценности в спешке заменяются на фальшивые, человеку необходимо потрясение — толчок, который укажет новую цель. Но если бы Гаррет знал, какой «толчок» ему совсем скоро предстоит пережить, то, несомненно, бессонница показалась бы ему на удивление безобидной напастью…

Взглянув на минуту назад показавшееся из-за непривычно высоких холмов светило, Стив в который раз вспомнил Солнце и залитые его мягкими лучами просторы родного Техаса, где хоть и не было таких огромных и поразительно похожих на земные лесов и степей, но было нечто другое, во много раз более желанное, и столь же недостижимое. Там было его детство. 

На мгновение подивившись тому, насколько легко он погружается в вязкую тину размышлений, Стивен, предчувствуя ностальгический порыв, свернул с узкой дорожки, проходящей сквозь один из немногих здесь зеленых уголков, слово «лужайка» к которому, пожалуй, применить было нельзя. Теперь он бодро шагал по матовому композиту небольшого плаца, украшенного хитросплетениями специальной разметки. По правую руку от него расположилось одноэтажное, продолговатое здание казарм 4-ой роты, столь же уродливое, сколь и функциональное, а впереди, в сотне метров от Гаррета, уже показалось совсем небольшое строение медицинской части, в которое он, собственно, и направлялся. По территории гарнизона можно было бродить бесконечно, однако Стив был совершенно уверен, что и за двадцать минут до подъема ему найдется очередное неотложное дело. Как, впрочем, и всегда.

Солнце медленно поднималось из-за горизонта, безжалостно уничтожая последние очаги темноты, и очередной день постепенно входил в привычное русло. Последнее утро старого доброго Человечества, уверенного в собственной исключительности, выдалось на удивление приятным. 

Джесс Модд не была исключительной личностью. За свои неполные двадцать лет она, если говорить откровенно, не успела отличиться в чем-либо, достичь высот в каком-нибудь деле, или же, в конце концов, определиться с главной целью собственного существования. В чем-то капрал планетарной пехоты была похожа на капитана Гаррета, с той лишь разницей, что он эту цель уже потерял, а она еще не нашла. Хотя, надо признать, попытки Джесс совершала, увы, до сего момента не вполне успешные. Взять хотя бы ее поступление в офицерскую академию Северной Республики. И действительно, кто бы мог подумать, что восемнадцатилетняя, невзрачная девчушка с окраин Осло сможет поступить в центральное учреждение военного образования? Джесс до сих пор не могла сдержать улыбку, вспоминая лицо своего отца, когда она сообщила ему данное известие. 

Не быть как все, не следовать по чужому пути — вот какие мысли двигали ей при выборе судьбы солдата. Нет, ее нельзя было назвать феминисткой, хотя бы потому, что за почти два столетия, данное понятие себя исчерпало — равенство полов в земном обществе было абсолютным и не подвергалось сомнению даже со стороны ярых консерваторов. Просто Модд не желала жить чужой, заранее подготовленной для нее жизнью. Она хотела лишь одного: самостоятельно выбирать дорогу, по которой пойдет на протяжении своего века. И даже последующий уход из академии, причины которого были известны только ей, не изменил планов Джесс. Ведь стать солдатом можно было и другим путем, даже если цель такого поступка и для нее самой не всегда была очевидной.

— И все же, что такого могло произойти, чтобы ты выдернула меня на этот холод? — Джейсон, прислонившись плечом к створке входной двери, с интересом взглянул на не на шутку взволнованную подругу. 

Капрал несколькими движениями растерла впалые щеки слегка замерзшими ладонями и, кое-как отогнав навалившуюся усталость, попыталась собраться с мыслями. Они только что покинули душную казарму, и сейчас стояли на небольшом крыльце центрального входа. Справа от Модд лежал небольшой, один из нескольких на базе, плац, на востоке упирающийся в высокие ангары рембата. В столь ранний час покрытая белой разметкой площадь и прилегающие к ней территории были совершенно пусты, но капрал знала, что не пройдет и двадцати минут, как окружающее их, залитое бледноватым утренним светом пространство оживет, до краев наполнившись беспорядочным топотом сотен солдат, грозными выкриками офицеров и недовольным ворчанием спешащих на заслуженный отдых караульных. 

— Ты знаешь, я сегодня дежурила в штабе, — негромко начала солдат тоном, заставившим рядового насторожиться. — Брэдли снова гонял по всему зданию, со своими идиотскими поручениями…

— Это он умеет, — вставил Грей.

— Не перебивай, — попросила Джесс и, подбирая слова, продолжила. — Проходя мимо брифинг-зала, я услышала чей-то разговор. Еще удивилась, с чего бы это ночью…

Модд замолчала и выжидательно посмотрела на переваривающего услышанное рядового. Почему она рассказала это именно ему? Хороший вопрос, ответ на который лежал буквально на поверхности, но озвучивать его даже мысленно она собиралась в последнюю очередь. 

— Это… — Грей замялся. Было видно, что его мозг пытается найти разумное объяснение этому разговору, увы, безуспешно. — Может быть, это ошибка?

— Хотелось бы мне в это верить, — мрачно прошептала капрал. — Но… Джейсон, я не знаю, что это значит, и вообще, черт возьми, правда ли это, но одно я знаю точно, — она заглянула темнокожему солдату в глаза. — Я испугалась. Я впервые в жизни по-настоящему испугалась… Грядет что-то серьезное, я это чувствую.

— Все это странно, — Грей задумчиво хмыкнул. — Очень странно.

Модд непроизвольно бросила взгляд на высившееся в стороне, непривычно бледное в свете восходящего светила, здание штаба полка, и, облокотившись на стальные перила, вновь повернула голову к погрузившемуся в противоречивые мысли другу. Что говорить, когда нечего говорить?

Однако их молчаливый обмен задумчивыми взглядами не продлился долго. Глухой стук каблуков армейских ботинок оповестил солдат о чьем-то приближении. Почти синхронно повернувшись к источнику звука, солдаты обнаружили целеустремленно шагающего по плацу офицера. Он был слишком далеко от них, чтобы можно было опознать его личность, но шеврон с красным крестом на рукаве красноречиво свидетельствовал о принадлежности этого человека к медицинской части полка.

Опущенная на глаза кепи, плотно, по самую горловину, застегнутая куртка и спрятанные в глубоких карманах ладони создавали образ, вызывающий в голове девушки чувство слабого узнавания, однако, как она ни старалась, вспомнить что-то конкретное у нее не получалось. Несомненно, она не раз видела этого офицера, но забитое совсем другими, боязливыми мыслями сознание напрочь отказывалось ворошить архивы памяти, справедливо утверждая, что на данный момент есть и более серьезные проблемы, требующие тщательного осмысления.

Джейсон проводил медика отрешенным взглядом, и, придя к внутреннему согласию, чуть заметно кивнул.

— Нужно доложить лейтенанту, — всё же изрек Грей.

— Думаешь, он нам поверит?

— Нет. Но если случится то, о чем мы думаем, я хочу знать, что мы сделали все, что смогли.

— Пусть будет так, — Модд согласно кивнула и, повинуясь неосознанному желанию, устремила взгляд на восток.

Туда, где над вершиной «высоты 204» зависло бледное, но от этого не менее величественное солнце этого мира. Зависло, и спустя мгновение продолжило свой бесконечный путь по голубому небу молодой колонии, демонстрируя ее обитателям привычный и столь же завораживающий своей красотой рассвет. Последний мирный рассвет.

Рикт-офицер Мариус Корр был на редкость угрюмым турианцем. И таким же безэмоциональным. Многие считали это недостатком, однако в армии Иерархии к подобным качествам относились нейтрально. Куда более командующих офицеров интересовали такие черты характера, как  преданность, дисциплинированность, смелость… Мариус был расчетливым, циничным солдатом, беспрекословно выполняющим любые, даже самые бесчеловечные приказы. Но смелым он не был никогда. «Слабость» — скажет вам любой гражданин Иерархии, но Корр, в отличие от большинства своих сограждан, помнил слова первого Примарха, объединившего весь Палавен под своим знаменем: «Смелые воины остаются лежать на поле боя, и лишь умные — празднуют победу». 

— И как же называется этот зеленый шар? — спросил Корр, разглядывая в обзорный иллюминатор представшую во всей своей космической красе Шаньси.

— КХ18–4. Неприглядное название, согласись, — ответил ему стоящий рядом кирд-офицер Джазилл. — Но планета красивая, жаль будет там все взрывать.

— Мне больше будет жаль наши бомбы…

Старший помощник Викт Джазилл не ответил. Он привык к извечному пессимизму Корра, чего нельзя было сказать о других членах экипажа «Дикарара». Мариус был отличным боевым офицером, ценился начальством и имел уважение подчиненных. Каждый солдат в 62-ой ударной флотилии знал — если командует рикт-офицер Корр, бессмысленной бойни можно не ждать, потому как потомственный военный, прошедший не один вооруженный конфликт, знал и исповедовал старую армейскую истину: «помогай солдату, и солдат поможет тебе». Да, он был почти идеальным командиром, но далеко не идеальным турианцем. Тяжелый характер, врожденная прямолинейность и полное отсутствие даже намека на такт делали его нежеланным гостем в мирное время. Но к радости командира 32-ой десантной роты, это время было на исходе.

— Капитан на мостике! — гаркнул один из операторов и рассматривающие медленно растущую в иллюминаторе планету военные синхронно развернулись.

Не обращая внимания ни на одного турианца, присутствующего в просторном, вытянутом, подобно морской рыбе, отсеке, капитан тяжелого крейсера миновал вытянувшихся по струнке канониров и, сдержанно кивнув отдавшим честь офицерам, занял свой, окруженный информационными терминалами, пост.

— Внимание! — объявил безжизненный голос ВИ по громкой связи. — Всем командирам десантных подразделений прибыть на нижнюю палубу! Расчетное время начала высадки будет сообщено отдельно.

Викт еще несколько секунд смотрел на маленький диск закрепленного под потолком динамика и, что-то обдумав, повернул голову в сторону застывшего в строгой позе товарища. 

— Удачи, Мариус.

— Я не верю в удачу.

Вскоре гулкие шаги облаченного в тяжелую броню десантника стихли, и старший помощник Джазилл остался в одиночестве, хоть и был окружен десятками взволнованных специалистов. БИЦ жил своей, напряженной жизнью: переговаривались операторы, попискивали чуткие приборы, туда-сюда сновали чем-то озабоченные связисты. Все шло своим чередом, и лишь старый кирд-офицер не мог оторвать взгляд от линии восхода планеты, разделяющей ее на светлую и темную часть. Будто завороженный, он вглядывался в окутанное маревом атмосферы пространство, словно пытаясь разглядеть новых соседей по галактике. Соседей, чье знакомство с гордыми потомками птиц вот-вот состоится.

До вторжения оставалось 24 минуты.