Ты сам изрек,
Кто чист, кто - нет,
В ком свет.
Михаил Щербаков.
По улицам опустевшего города шли двое. Где-то вдали гремели орудия и слышались крики, а жизнь сливалась со смертью в единый клубок и, совершая круговые вращения, уходила, уступая место сперва агонии, а потом уже и самой смерти. Где-то вдали судьбы людей, турианцев, азари и многочисленных представителей других рас соединялись в едином порыве, чтобы в любой момент исчезнуть. Где-то вдали к Лучу Цитадели прорывался отряд «Молот». Но все эти события не дошли до Города, который был опустошен в результате кровопролитной бойни. Выжившие уже давно покинули его, и на его улицах остались лишь небольшие группы хасков и два человека. Их обоих звали Джерри. Они оба по тем или иным причинам долгое время лежали в беспамятстве и сумели выжить. Они оба очнулись практически одновременно и встретились на одной из улиц Города. И теперь они шли.
Первый Джерри находился вместе с отрядом снайперов, которым было необходимо, расположившись на верхних этажах одного из зданий, вести непрерывную атаку по отрядам противника. Он провалился в небытие, когда прямо возле стены этого здания прогремел взрыв. Встав с пола, он не нашел ни одного из своих товарищей, зато, выбравшись из руин, встретил второго Джерри. Тот, второй, находился в авангарде наступления, когда на поле боя вдруг появился сборщик. Попытавшись укрыться в одном из подвальных помещений дома, находившегося неподалеку, он, не разбирая, куда бежит, упал и потерял сознание. Очнувшись, он вышел на улицу и встретил там первого Джерри. И теперь они шли по улицам опустевшего Города.
По пути им встретились только два хаска, которые тут же были уничтожены с помощью винтовки второго Джерри. Это происшествие нарушило тишину, в которой пребывали два молчащих человека. Нарушить молчание решил первый Джерри:
— Как думаешь, это конец? То есть, я имею ввиду, что... Мы же не знаем, чем закончилось сражение здесь, в Городе.
Второй Джерри долгое время не отвечал. Первый решил все-таки достучаться до своего товарища по несчастью:
— Ты меня слышишь?
На этот раз первый Джерри все-таки получил ответ.
— Слышу, — ответил его тезка. — Но не все ли равно? К этому, наверно, все и шло.
— Мне, например, не все равно. У меня есть невеста... И почему ты думаешь, что все шло к концу?
Второй Джерри посмотрел на своего собеседника серыми глазами, полными тоски, и ответил:
— Наверно, потому что у меня больше нет невесты.
— Я сожалею.
— Почему принято сожалеть о чужом горе? Разве сожаление человека, у которого все хорошо, сможет помочь тому, у которого ничего нет?
Этот вопрос заставил первого Джерри на минуту задуматься.
— Я не думаю, что у меня все хорошо. Я ведь даже не знаю о том, что случилось с моими родными.
— Неведение лучше осознания.
— Не скажи. Неведение порождает ожидание, мучительнее которого нет ничего, — первый Джерри поднял глаза к небу. — А муки — лишь продолжительная агония. С муками начинается смерть.
Они свернули на главную улицу Города. Казалось, что битва, произошедшая здесь, закончилась уже много сотен лет тому назад, после чего время в Городе застыло. Ветра не было, и темно-серые тучи, полностью покрывшие небо, оставались неподвижны. Оба Джерри сели на обломки «Кадьяка», лежавшие на черной земле, чтобы хоть немного отдохнуть. Молчание снова воцарилось на несколько минут. А минуты казались часами. Эта вечная тягучая тишина раздавливала двух солдат, пока первый Джерри не решил уничтожить ее своей очередной репликой:
— Ты говорил, что сожаление не может помочь тому, у кого ничего нет. А что может?
— Это сложный вопрос.
И тут, сказав это, второй Джерри задумался. Он думал о своем детстве, когда весь мир казался таким ярким и красочным, люди — добрыми и всегда готовыми прийти на помощь, а сам он казался себе совершенством, которое можно улучшить, лишь повзрослев. Он думал о молодости, когда детские иллюзии и мечты рухнули, уступив место юношескому радикализму и мизантропии. Думал о службе в войсках Альянса, которая не изменила его в лучшую сторону, а лишь привила уверенность в том, что ничто не совершенно, а наоборот — все в этом мире бессмысленно и отвратительно. Думал о наступающей зрелости, которая вернула ему веру в лучшее... Думал о войне, которая все поставила на свои места, отобрав у него все то, что приносило ему радость, и наполнив жизнь тоской и горем. Подумав обо всем этом, второй Джерри наконец продолжил:
— Отмщение. Нужно отомстить судьбе за то, что она так поступила.
— И как же можно отомстить судьбе?
Второй Джерри посмотрел на своего тезку и ответил:
— Искалечив чужую.
— Уподобиться судьбе?
— А почему бы и нет? Что может быть выше ее? Это ведь та сила, которая управляет нашими жизнями. И, кажется, плохо управляет. Жизнь должна быть счастливой. Счастье должно быть у всех. А если у кого-то его нет — так пусть и остальные лишатся его.
— Возможно, ты прав... Но о каком счастье можно говорить, когда идет война? Жнецы ведь разрушили всеобщее счастье, разве нет?
— Нет. Они лишь в очередной раз доказали жестокость судьбы. Жнецы не жестоки. Их задача — объяснить нам, что мы не виноваты в том, что с нами происходит. Мы же всегда хотели и хотим лучшего. То, что в нашей истории случались ошибки, еще не значит, что мы достойны такого конца. Мы же добрые... Мы хотим добра...
Два солдата одновременно заплакали. Первый — потому что осознал безысходность своего положения, а второй — потому что об этой безысходности вспомнил. Помимо этого, второй Джерри думал над тем, что делать дальше. Нет, не так. Он думал над тем, что делать сейчас. Причем такие действия, как поиск еды и ночлега, его не волновали. Его волновал вопрос о необходимости прекращения собственной жизни. И необходимости отмщения судьбе. Заметив на земле окурок, лежавший тут, видимо, еще до начала сражения, он подобрал его и закурил. От сигареты осталось примерно одна треть, но это нисколько не печалило Джерри. Его печаль уже целиком поглотила разум. В это время первый Джерри заговорил в третий раз:
— Ты прав. Ты целиком и полностью прав. Только отмщение может спасти разрушенную жизнь. Хоть на одну секунду, но должно.
Сказав это, он приподнялся и тяжело опустился на землю, ложась на спину. Когда он полностью лег, он сказал еще кое-что:
— Это конец. Мне понадобился всего час после пробуждения, чтобы убедиться в этом. Ты слышишь, какая вокруг тишина?
Второй Джерри докурил, выкинул окурок и опустился перед своим собеседником на колени. Он все решил. Это не могло быть правдой. Его жизнь, его нынешнее положение — ничто иное, как чья-то больная фантазия.
— Я слышу, — сказал он и положил свои руки на шею своего тезки. — Я слышу.
Его ладони все сильнее сдавливали горло первого Джерри, а тот лишь улыбался и бормотал:
— Я понимаю... Для тебя это важно. Моя жизнь нужнее тебе... Или как-то так...
Захрипев, он постепенно затих. Второй Джерри встал с колен и оглянулся вокруг. Все это не могло быть правдой. А если это и было правдой, то все боги, властвующие над Вселенной, уже давно умерли.
— Умерли, перегрызя друг другу глотки...
Джерри достал свой «Палач». Теперь он был один. Теперь он был отмщен. Теперь он узнает, сон это или нет. В любом случае мир, который он сейчас видит перед собой, либо уже погиб, либо испускает последний вздох. Далеко за горизонтом появился яркий зеленый луч. Постепенно издалека началась приближаться к Городу волна зеленого света.
— Это сон. Сейчас я проснусь...
Джерри приставил пистолет к виску и нажал на спусковой крючок.
Он не проснулся.
Первый Джерри находился вместе с отрядом снайперов, которым было необходимо, расположившись на верхних этажах одного из зданий, вести непрерывную атаку по отрядам противника. Он провалился в небытие, когда прямо возле стены этого здания прогремел взрыв. Встав с пола, он не нашел ни одного из своих товарищей, зато, выбравшись из руин, встретил второго Джерри. Тот, второй, находился в авангарде наступления, когда на поле боя вдруг появился сборщик. Попытавшись укрыться в одном из подвальных помещений дома, находившегося неподалеку, он, не разбирая, куда бежит, упал и потерял сознание. Очнувшись, он вышел на улицу и встретил там первого Джерри. И теперь они шли по улицам опустевшего Города.
По пути им встретились только два хаска, которые тут же были уничтожены с помощью винтовки второго Джерри. Это происшествие нарушило тишину, в которой пребывали два молчащих человека. Нарушить молчание решил первый Джерри:
— Как думаешь, это конец? То есть, я имею ввиду, что... Мы же не знаем, чем закончилось сражение здесь, в Городе.
Второй Джерри долгое время не отвечал. Первый решил все-таки достучаться до своего товарища по несчастью:
— Ты меня слышишь?
На этот раз первый Джерри все-таки получил ответ.
— Слышу, — ответил его тезка. — Но не все ли равно? К этому, наверно, все и шло.
— Мне, например, не все равно. У меня есть невеста... И почему ты думаешь, что все шло к концу?
Второй Джерри посмотрел на своего собеседника серыми глазами, полными тоски, и ответил:
— Наверно, потому что у меня больше нет невесты.
— Я сожалею.
— Почему принято сожалеть о чужом горе? Разве сожаление человека, у которого все хорошо, сможет помочь тому, у которого ничего нет?
Этот вопрос заставил первого Джерри на минуту задуматься.
— Я не думаю, что у меня все хорошо. Я ведь даже не знаю о том, что случилось с моими родными.
— Неведение лучше осознания.
— Не скажи. Неведение порождает ожидание, мучительнее которого нет ничего, — первый Джерри поднял глаза к небу. — А муки — лишь продолжительная агония. С муками начинается смерть.
Они свернули на главную улицу Города. Казалось, что битва, произошедшая здесь, закончилась уже много сотен лет тому назад, после чего время в Городе застыло. Ветра не было, и темно-серые тучи, полностью покрывшие небо, оставались неподвижны. Оба Джерри сели на обломки «Кадьяка», лежавшие на черной земле, чтобы хоть немного отдохнуть. Молчание снова воцарилось на несколько минут. А минуты казались часами. Эта вечная тягучая тишина раздавливала двух солдат, пока первый Джерри не решил уничтожить ее своей очередной репликой:
— Ты говорил, что сожаление не может помочь тому, у кого ничего нет. А что может?
— Это сложный вопрос.
И тут, сказав это, второй Джерри задумался. Он думал о своем детстве, когда весь мир казался таким ярким и красочным, люди — добрыми и всегда готовыми прийти на помощь, а сам он казался себе совершенством, которое можно улучшить, лишь повзрослев. Он думал о молодости, когда детские иллюзии и мечты рухнули, уступив место юношескому радикализму и мизантропии. Думал о службе в войсках Альянса, которая не изменила его в лучшую сторону, а лишь привила уверенность в том, что ничто не совершенно, а наоборот — все в этом мире бессмысленно и отвратительно. Думал о наступающей зрелости, которая вернула ему веру в лучшее... Думал о войне, которая все поставила на свои места, отобрав у него все то, что приносило ему радость, и наполнив жизнь тоской и горем. Подумав обо всем этом, второй Джерри наконец продолжил:
— Отмщение. Нужно отомстить судьбе за то, что она так поступила.
— И как же можно отомстить судьбе?
Второй Джерри посмотрел на своего тезку и ответил:
— Искалечив чужую.
— Уподобиться судьбе?
— А почему бы и нет? Что может быть выше ее? Это ведь та сила, которая управляет нашими жизнями. И, кажется, плохо управляет. Жизнь должна быть счастливой. Счастье должно быть у всех. А если у кого-то его нет — так пусть и остальные лишатся его.
— Возможно, ты прав... Но о каком счастье можно говорить, когда идет война? Жнецы ведь разрушили всеобщее счастье, разве нет?
— Нет. Они лишь в очередной раз доказали жестокость судьбы. Жнецы не жестоки. Их задача — объяснить нам, что мы не виноваты в том, что с нами происходит. Мы же всегда хотели и хотим лучшего. То, что в нашей истории случались ошибки, еще не значит, что мы достойны такого конца. Мы же добрые... Мы хотим добра...
Два солдата одновременно заплакали. Первый — потому что осознал безысходность своего положения, а второй — потому что об этой безысходности вспомнил. Помимо этого, второй Джерри думал над тем, что делать дальше. Нет, не так. Он думал над тем, что делать сейчас. Причем такие действия, как поиск еды и ночлега, его не волновали. Его волновал вопрос о необходимости прекращения собственной жизни. И необходимости отмщения судьбе. Заметив на земле окурок, лежавший тут, видимо, еще до начала сражения, он подобрал его и закурил. От сигареты осталось примерно одна треть, но это нисколько не печалило Джерри. Его печаль уже целиком поглотила разум. В это время первый Джерри заговорил в третий раз:
— Ты прав. Ты целиком и полностью прав. Только отмщение может спасти разрушенную жизнь. Хоть на одну секунду, но должно.
Сказав это, он приподнялся и тяжело опустился на землю, ложась на спину. Когда он полностью лег, он сказал еще кое-что:
— Это конец. Мне понадобился всего час после пробуждения, чтобы убедиться в этом. Ты слышишь, какая вокруг тишина?
Второй Джерри докурил, выкинул окурок и опустился перед своим собеседником на колени. Он все решил. Это не могло быть правдой. Его жизнь, его нынешнее положение — ничто иное, как чья-то больная фантазия.
— Я слышу, — сказал он и положил свои руки на шею своего тезки. — Я слышу.
Его ладони все сильнее сдавливали горло первого Джерри, а тот лишь улыбался и бормотал:
— Я понимаю... Для тебя это важно. Моя жизнь нужнее тебе... Или как-то так...
Захрипев, он постепенно затих. Второй Джерри встал с колен и оглянулся вокруг. Все это не могло быть правдой. А если это и было правдой, то все боги, властвующие над Вселенной, уже давно умерли.
— Умерли, перегрызя друг другу глотки...
Джерри достал свой «Палач». Теперь он был один. Теперь он был отмщен. Теперь он узнает, сон это или нет. В любом случае мир, который он сейчас видит перед собой, либо уже погиб, либо испускает последний вздох. Далеко за горизонтом появился яркий зеленый луч. Постепенно издалека началась приближаться к Городу волна зеленого света.
— Это сон. Сейчас я проснусь...
Джерри приставил пистолет к виску и нажал на спусковой крючок.
Он не проснулся.
Отредактировано. Докторъ Дре
Комментарии (12)
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
Регистрация Вход