Мы теперь в Discord
Глава Х: «Возмездие»
— Должен признать, я удивлен... — произнес Десолас Артериус, смерив меня ледяным немигающим взглядом. В его глазах проскользнуло нечто, похожее, на уважение, но заргон тут же подавил в себе это чувство. — Когда мы с вами, Вакариан, участвовали в операции «Давление», вы совсем не были похожи на турианца, способного в критический момент взять на себя инициативу, да ещё такую... — Десолас неопределенно дернул челюстными пластинами и сцепил кончики когтей. — Кажется, тогда вы назвали меня безжалостным барка-малом? А сейчас сами подвергли людей террору...
Да-да... удивлен? Сам-то ты как был, так и остался тем самым «барка-малом», который отдал приказ стрелять по кораблям работорговцев, доверху забитым «живым товаром». Теперь я понимаю, что после такой демонстрации силы уже мало кто отважится брать в рабство граждан Иерархии, но можно было поступить и иначе...
Вслух же я ответил:
— Война... настоящая война меняет приоритеты, заргон Артериус. Иногда ситуация требует жестких мер.
— Несомненно. Признаю, я вас недооценил, Вакариан. Возможно, после этой операции...
Десолас продолжал говорить разную пафосную чушь, на которую он был большим мастером: о том, что иных путей и быть не может; о том, что он будет рад постоянно работать с таким офицером как я, во флотских соединениях Турианской Разведки.
А я, почти не слушая, смотрел на ярко светящуюся линию, пересекающую лобную пластину заргона. Это был шрам, полученный им на память от человеческих наемников, взявших Десоласа в плен. На голографической проекции он выглядел забавно: словно в голове у Артериуса пробили настоящую дыру.
Я вспомнил, как на следующий день после орбитального удара вышел на связь пропавший заргон. Оказывается, всё это время он был в руках наемника по фамилии «Харпер». Теперь команда этого человека была переправлена на флагман Десоласа, ударный крейсер «Шардов». Сам заргон произнес лишь короткую речь после возвращения, переложив командование на помощников, и снова пропал из виду. Поговаривали, что он занят каким-то важным проектом, но что может быть важнее войны против людей? Тем не менее, Десолас нашел время, чтобы связаться со мной, после того, как ему доложили, чьим был план орбитального удара.
— Думаю, после завершения этой войны вам, Вакариан, стоит выйти со мной на связь. Разведке нужны такие турианцы, как вы. И клянусь Галиром (дух верности и товарищества, прим. автора), что за решительные действия вы получите подъем как минимум на две ступени в Общей Иерархии. Гарил-ток-крел! — заргон сделал жест пальцами, обозначающий отключение связи, и его голограмма пропала. Уже в который раз я остался один в рубке связи, только сейчас я вовсе не спешил уходить...
— Селмакс пулусовский... — пробормотав себе под нос ругательство, я устало опустился в одно из кресел и подпер голову руками. Проведя кончиками когтей по лицевым пластинам, я стал в задумчивости разглядывать каждый из шести пальцев, словно в первый раз видел плотную серую кожу, изрезанную канальцами пор, и острые кромки когтей, украшенные несколькими мелками засечками.
Да, я пребывал в смятении, в голове царила настоящий хаос. Сразу после орбитального удара я был полностью уверен, что поступил правильно, но сейчас... сейчас, в общем-то тоже, ведь я не позволил совету офицеров погнать сотни пехотинцев на верную смерть, и вынудил гарнизон сдаться... Но сомнения раскаленным сверлом подтачивали мою уверенность эти несколько дней. Я мог бы поступить иначе: только пригрозить людям орбитальным ударом, и, если с первого раза они не поймут, произвести предварительные залпы, годные лишь на то, чтобы напугать гарнизон. Но я выбрал уничтожение баз, на которых ещё оставалось не только ядерное оружие, но и большое количество гражданских, которые нашли укрытие за крепкими стенами. Чем я, в сущности, отличаюсь от Десоласа, открывшего огонь по кораблям с рабами?
Встав и пройдясь несколько раз по рубке туда-сюда, я задержал свой взгляд на обзорной панели. Похожие устройства транслировали гибель «Секиры Фосила» прямо в БИЦ «Кабрана»... Сначала транспорт зацепил днищем горный хребет, сместившись с курса, а затем, после крика капитана: «Гарил-ток-крел», — взорвались ядерные боеголовки, зажегшие несколько крохотных солнц. Чуть позже на том месте поднялись черные столбы дыма, и взросли ядерные «грибные шляпки»...
Я и сам не заметил, как оскалил зубы в яростной гримасе и процедил нечто нечленораздельное. Люди должны были заплатить за свои действия! Кто-то должен был ответить на эту наглую пощечину. И я ответил! Поступил так, как нужно, защитил честь Иерархии, отомстил за погибших. Но не совсем... можно было поступить иначе! Ещё как можно, но я даже не задумался над этим...
Издав сдавленный рык, я со всей силы ударил по переборке. Костяшки пальцев обожгла тупая боль, но я не обратил на это внимания. По сравнению с тем, что творилось в голове, физическая боль не доставляла никаких неудобств.
Впервые в жизни я не знал, как поступить и оценить то, что уже сделал. Впервые! За всё время, что в базе данных Иерархии значится турианец по имени Армус Вакариан, а это длится уже тридцать два года, я не мог разобраться в себе... Казалось, каждый раз я почти прихожу к окончательному решению, однако постоянно возникает какое-то «но», и всё опять летит прямо к Селмаксу.
Громко пискнула голографическая панель на двери и шесть створок, закрывающих проем, сложились «веером». На пороге рубки связи стоял Сайкрус.
— Связист сказал, что заргон Артериус отключился десять минут назад, капитан, — Сайкрус шагнул внутрь, и створки двери за его спиной с тихим шелестом разложились обратно. — Я зашел узнать всё ли в порядке, капитан. Вы не отвечали по внутренней связи.— Да, форз-офицер? — я постарался быстро вернуть лицу нейтральное выражение, но штурман определенно заметил перекошенную гримасу, неподобающую офицеру. Я отвернулся и, заложив руки за спину, отошел к проектору.
— Вот как? — я нахмурился.
— Да, капитан.
Селмакс пулусовский! Нужно взять себя в руки, иначе, на что я годен? Как можно было не услышать сигнал вызова?
— Что-то случилось, капитан? — спросил штурман после короткой паузы.
Как-будто ты не знаешь, форз-офицер... Я ведь видел, как ты смотрел на меня после орбитального удара: точно таким же взглядом я буравил Десоласа во время операции «Давление».
— Всё нормально, Сайкрус, можешь идти. Я скоро вернусь в БИЦ.
— Вы уверены, капитан?
— Да, иди.
Он повернулся и сделал несколько шагов по направлению к двери. Я уже почти расслабился, радуясь тому, что останусь один ещё на некоторое время, но в этот момент Сайкрус остановился.
— Это всё из-за орбитального удара, не так ли? — спросил штурман, опустив своё извечное «капитан».
Ты тоже решил читать мне нотации, форз-офицер? Как-будто было мало реакции Лониры...
— Что «это», Сайкрус? — вопросительно дернув лобными пластинами, ответил я вопросом на вопрос.
— Ваше поведение. Вы думаете, я не вижу, что происходит?
— А что происходит? — я смерил его вопросительным взглядом.
— По моему, вы не уверены, что поступили правильно... и я рад этому.
Он решил поиздеваться? Пора бы напомнить штурману, кто здесь главный.
— Сбавьте тон, форз-офицер, моя уверенность это не ваша забота. Уходите немедленно.
— Нет, это моя забота, если я хочу, чтобы у корабля был прежний капитан, а не жалкий, съедаемый сомнениями турианец. Потому что моя обязанность, как вашего заместителя, следить, чтобы вы не совершали ошибок.
Меня охватила злость. Как он смеет указывать мне? То, что я сделал его заместителем, не означает, что Сайкрус может забыть о субординации!
— Я отдал тебе прямой приказ, форз-офицер: ВОН ОТСЮДА! — рявкнул я, ткнув всеми тремя пальцами по направлению к двери. — И впредь держи язык за зубами, если не хочешь присоединиться к Ворусу в тюремном блоке!
— Это не вы, капитан, — спокойно ответил он, твердо глядя мне прямо в глаза. — Вы сам не свой после орбитального удара. Вы не знаете, что делать и кому верить, Десоласу или Лонире.
— Не упоминай о ней! — из-за того, что Сайкрус назвал Лониру по имени, а не фамилии, мне вдруг захотелось вбить эти слова обратно ему в глотку. — Мы разберемся и без тебя!
— Нет, не разберетесь. Прекратите вести себя как серый курсант и послушайте! — штурман скрестил два пальца в знаке раздражения. — Вы ведете себя так только потому, что не знаете, как поступить. Вы сами говорили мне, что презираете Десоласа, а сейчас увидели его в самом себе.
Я уже потерял терпение и хотел силой вытолкать Сайкруса из рубки, добавив наглецу биотическим ударом, но последние слова заставили меня застыть на месте. Вот оно! Со стороны он увидел именно то, чего не смог понять я...
Только теперь я заметил, что все поменялись ролями. Сайкрус был кирд-офицером Вакарианом, высказывающим офицерам на совете то, что думает о них, а я — гондиром Тирусом, не желающим ничего слышать.
Сокрушенно покачав головой, я весь как-то поник. Растерянно взглянув на Сайкруса, я медленно, почти незаметно кивнул и неожиданно охрипшим голосом произнес:
— Продолжай...
— Я прав, не так ли? — удовлетворенно улыбнулся штурман. Глаза его, впрочем, оставались серьезными. — Вы сами говорили мне, что для вас Десолас — воплощение худших турианских черт. А сейчас были вынуждены поступить так, как поступил бы сам заргон: занять его место и принять ЕГО решение. Вы почувствовали себя в его пластинах и поняли Десоласа, а потом он вернулся и похвалил вас? Ведь сейчас он делал именно это?
Снова кивнув, я устало потер челюстную пластину.
— Вы снова увидели его и всю его отвратительную сущность. Вспомнили, что презирали заргона, и получилось, что вы презираете самого себя, при этом понимая, что поступили правильно.
— «Правильно»? — я поднял на него удивленный взгляд. — Я думал, ты считаешь иначе. Ты ведь даже пытался возражать перед операцией.
— Я много думал об этом... у меня было достаточно времени, капитан, — ничуть не смутившись, ответил форз-офицер. — В этой ситуации вы поступили верно, никак нельзя было спускать врагу с рук использование ядерного оружия. Также военачальники времен Восстаний ответили кроганам в пятикратном размере после того, как они начали сбрасывать станции и астероиды на наши планеты. Просто... нужно знать грань. Нужно знать, когда следует отвечать жестко, а когда можно обойтись без крайних селмаксовых мер.
Я уже понял, к чему он клонит, и почувствовал облегчение. Сайкрус расставил всё по своим местам.
— Вы хороший командир, капитан, — твердо, с толикой гордости продолжал штурман. — Я рад, что служу на этом корабле вместе с вами. Вы были и остаетесь для меня примером, я всегда старался поступать так, как поступали вы. И я не хочу, чтобы настоящий кирд-офицер Вакариан был похоронен жалким барка-малом, не знающим, как поступить. Вы всегда знали, что вам делать, не полагаясь ни на кого! — Сайкрус сцепил вместе кончики когтей. — Не позволяйте Десоласу запутать вас. Вы — не он. Заргон не знает грани, он поступает жестоко в любом случае, и не важно, требует ли того ситуация. То, что вы растерялись сейчас, означает, что вы прекрасно понимаете грань, но не уверены в самой сути.
Я почувствовал себя жалко. Оглянувшись на события дней, прошедших со времен орбитального удара, я проникся презрением к пародии на самого себя, ходившей, говорившей и отдававшей приказы вместо меня. Просто комок растерянности, злости и животных инстинктов! Потребовалось внешнее вмешательство заместителя, чтобы вернуть того, кто может по праву называть себе кирд-офицером Вакарианом. Какой позор... Этого не должно повториться. НИКОГДА БОЛЬШЕ!
На несколько секунд я зажмурился, чувствуя, как возвращается уверенность — то, что я упустил в эти несколько дней...— Капитан? — открыв глаза, я увидел перед собой лицо Сайкруса. Он улыбался.
— Спасибо... спасибо тебе, Гилад! — я впервые назвал его по имени. — Селмакс меня поглоти, я был просто жалок!
— Не стоит, капитан, у всех бывают проблемы. Я рад, что разрешил для вас эту, после десятков тех, с которыми помогли мне вы.
— Я не забуду этого, обещаю, — вытянув руку, я выжидательно посмотрел на заместителя.
Он с чувством пожал локоть и, снова улыбнувшись, добавил:
— Я запомню, капитан. Однажды вам придёться пожертвовать каким-нибудь ценным имуществом, — Сайкрус рассмеялся. Сегодня я вообще впервые видел проявление эмоций с его стороны, против обыкновенной строгости и исполнительности заместителя.
— С радостью, Гилад, — я убрал ладонь и сказал, хрустнув всеми шестью пальцами обеих рук. — Иди в БИЦ. У меня есть ещё одно дело.
Сейчас эскадра фактически висела без дела на орбите, и моё присутствие в центре управления практически не требовалось.
Он понял, о чем я и, быстро кивнув, удалился, а я остался в рубке. Мне нужно было ещё раз хорошенько подумать обо всем, в особенности, о Лонире, которой я едва не лишился из-за своей глупости... В последние дни она делала вид, что между нами никогда ничего не было, разговаривая со мной лишь по служебной необходимости. А я, злясь на неё, и не пытался прекратить это. Селмакс пулусовский, какой же я барка-мал! Она потеряла сестру, а теперь ещё и я со своей упрямостью... Впрочем, она тоже была не менее упряма. Нужно очень хорошо подумать над тем, как вернуть Лониру, пока ещё есть время, пока сюда не прибыл Шестой Флот, чтобы продолжить наступление на территорию людей. К слову, что-то он уже очень сильно запаздывает...
...
— Виндир-офицер Истрис! — я решительно преградил Лонире дверь в кубрик.
— Да, капитан? — она посмотрела на меня с таким убийственным равнодушием, что мне стало не по себе. Однако нужно было поговорить с ней начистоту, без чьих бы то ни были любопытных глаз.
— Следуйте за мной, — подчеркнуто-официально приказал я и направился в свою каюту, ожидая возражений или несогласия, но Лонира безропотно последовала за мной.
Когда за ней закрылась дверь, она вытянулась по стойке смирно:
— Капитан?
— Прекрати, — я покачал головой. Её равнодушие и показная формальность пугали сильнее дредноута, нацеливающего орудия на корабль. — Оставь этот тон, мы здесь одни.
— Я не понимаю о чем вы, капитан, — на лице Лониры не шевельнулась ни одна пластина.
— Ты прекрасно всё понимаешь, — вздохнул я. — Прекрати, Лони, нам нужно поговорить.
— Боюсь, что нет, не понимаю, капитан, — всё тот же холодный, нейтральный тон. — Если у вас нет никаких приказов, позвольте вернуться в кубрик, капитан.
У меня начало кончаться терпение. Почему она так ведет себя из-за каких-то «людей»? Почему Сайкрус всё понял, а она — нет?
Я сделал глубокий вдох и приблизился к Лонире на два шага. Она не шелохнулась, продолжая удерживать взгляд точно на верхней дверце встроенного в стену шкафа за моей спиной.
— Прекрати, Лони, — повторил я, касаясь рукой её плеча (жест турианцев, выражающий доверие или дружелюбие, прим. автора). — Так не может больше продолжаться, нам нужно поговорить. К чему твоё упрямство?
— Что прекратить, Армус? — внезапно Лонира посмотрела прямо мне в глаза. Черные как небо в пасмурную ночь, зрачки, в обрамлении темно-зеленой радужки, сузились, встретившись с моими. — Что тут ещё обсуждать? Кажется, ты уже всё сказал тогда, после орбитального удара: «Рад представить тебе себя настоящего! Можешь бежать к отцу, который ненавидит выходцев из других колоний, и сказать ему, что он был прав».
Надо же, она слово в слово повторила мои слова... неужели они задели её настолько сильно?
— Лони, извини, я...
— «Извини»?! Это всё, что ты можешь сказать? — горько усмехнулась Лонира. — Дело даже не в словах, я понимаю, что ты был на взводе. Но зачем... ЗАЧЕМ ты сделал это?
— Сровнял с землей четыре базы, которые применили против нас ядерное оружие и уничтожили «Секиру Фосила» с пятью сотнями турианцев на борту? — усмехнулся я. — Ну как тебе сказать...
— Там были гражданские, Армус! — она раздраженно оттолкнула мою руку, когда я попытался снова прикоснуться к её плечу. — Представь, если бы кто-то точно также решил сжечь Палавен или Стриктус лишь за попытку сопротивления?
— В этом случае «кто-то» не остался бы безнаказанным, — я дернул кистью, выражая равнодушие. — Иерархия не прощает подобных ударов. Кроганы тоже использовали ядерное оружие, как и сброс астероидов на планеты, но никто не стал жалеть рептилий, после того, как их усмирили генофагом. А это куда хуже, чем орбитальный удар.
— ВСЕ кроганы воевали, — Лонира покачала головой, но в её глазах всё-таки промелькнуло сомнение. — Все они были военными. Как и турианцы! Во время войны у нас нет гражданских.
— А ты уверена, что у людей они есть? — спросил я, уже почти торжествуя победу. — И даже если так, то о них должно было задуматься командование гарнизона, прежде чем прикрываться гражданскими. То же самое было в госпитале в день высадки! Калам рассказал мне, как человеческие военные погнали под пули всех, кто мог стоять на ногах.
— Можешь спросить у Калама, — я пожал плечами. — Теперь ты понимаешь? Какой смысл жалеть тех, кто использует жалость против нас?— Я... — она осеклась. — Я не знала. Это правда?
— Но... но ведь не все они такие. Не могут быть все!
— Кроганы были, рахни были, геты были. Что отличает людей от них всех?
— Наверное... ничего, — наконец сдалась Лонира, раздвинув челюстные пластины и соединив вместе по три пальца на обеих руках (жест, выражающий согласие, прим. автора). — Ты прав, они не заслуживали пощады.
Воистину, сегодня День Убеждений! Если бы я верил в Духов, то обязательно воздал мысленную благодарность Карту (в турианской мифологии — дух любви, прим. автора).
Я приблизился к Лонире, чтобы обнять её, как раньше, но меня остановила ладонь, упершаяся мне в грудь... И настороженный взгляд.
Что ещё?!
— Скажи мне ещё одну вещь, Армус... — нас разделяло меньше полуметра, но они показались мне бесконечной пропастью. Что-то было не так... не правильно. — Теперь ты, как этот барка-мал Десолас, собираешься решать так любую проблему? Я не желаю связывать свою жизнь с тем, кто никогда не задумывается о методах. Но ты ведь не такой, Армус?
От облегчения я едва не рассмеялся во весь голос. Хорошо, что на этот раз предчувствия подвели меня, ведь если дело всего лишь в этом...
— Нет, разумеется, — я мягко отвел её руку в сторону и сжал ладонь в своей. — Только если это будет по-настоящему необходимо. ПО-НАСТОЯЩЕМУ!
Наконец-то впервые за эти несколько дней Лонира тепло улыбнулась мне, как раньше. В её глазах снова зажегся огонек, который заставлял забыть о проблемах.
Как же я её люблю...
— Тогда можешь считать, что... — Лонира не успела договорить, так как второй рукой я обнял её за талию и прижал к себе. Носы соприкоснулись, челюстные пластины соединились, а между широко распахнутыми глазами осталось не больше нескольких миллиметров (основная разновидность турианского поцелуя, прим. автора). Это продолжалось несколько сладостных секунд, а потом я откинул голову назад, разглядывая каждую пластину на её лице. Нет, никаким «людям» не суметь вбить между нами клин!
Едва касаясь, я провел кончиком пальца по одной из линий её изящного лицевого узора.
— Ещё одного дня без тебя я бы не вынес.
— Прости меня, Армус, — Лонира обхватила руками мою спину, уткнувшись в плечо. — Я едва не разрушил всё из-за... врагов Иерархии. Просто... я представила, как какой-нибудь человек точно также отдал приказ уничтожить транспорт, на котором была моя сестра.
— Тебе не за что извиняться. Слышишь? — двумя пальцами я снова поднял её голову вверх, заставив посмотреть мне в глаза. — Это я виноват, что сорвался и обидел тебя. И не объяснил всего сразу.
— Нет, нет, — она ещё крепче обняла меня. — Давай не будем тратить время на поиск виноватых. Я так скучала по тебе, Армус...
Я тоже, Лони... Без твоих лучистых глаз, тонкого голоса и ощущения близости каждый день становится намного хуже, чем мог бы быть.
— А как я скучал! — вслух я сказал только это, и мы снова соединили челюстные пластины в поцелуе, выпав из окружающего мира.
Следующие часы остались у меня в памяти расплывчатыми образами, обрывочными кадрами. Возможно, мозг разумного существа просто не в состоянии запомнить каждую деталь чего-то настолько восхитительного.
Мы с Лонирой сплелись в поцелуе. Её руки скользят по моей шее, гладят затылок под гребнем, а я тянусь к голографической панели на двери. Касаюсь кончиком когтя символа в виде замка...
Я подхватываю Лониру на руки... Она, словно ребенок, прижимается к моей груди...
Опускаю на кровать... Наши пальца судорожно шарят по одежде друг друга...
Нежно касаюсь пальцами пластин на её груди и животе, вдыхая её неповторимый восхитительный запах...
Она обнимает меня за шею и щекочет под гребнем. Из её губных пластин льется хрустальный смех, и я ловлю себя на мысли, что быть лишенным возможности слышать этот смех, всё равно, что умереть...
Мы уже не скованы никакими препонами, будь то недоверие или одежда...
Она прижимается ко мне всем телом, выгибая спину...
Наши челюстные пластины соединяются, я делаю плавное, но решительное движение, и мы становимся единым целым. Обоих захлёстывает невероятное чувство общности...
Мы двигаемся и изгибаемся, словно соревнуясь в гибкости. Одна моя рука крепко сжимает её ладонь, а вторая гладит встопорщенные пластины на затылке...
По стенам скачут резкие тени, отражая безумный танец любви и страсти...
Мой разум захлестывает чувство единения с МОЕЙ женщиной, которую никто, НИКТО не в силах отнять у меня...
Коротко вскрикнув, она упирается кулачками в мою грудь, затем обхватывает плечи, и через секунду я ощущаю спиной плетеные толстые нити простынной накидки кровати...
Она откидывается назад и продолжает любовь сама, а я не шевелюсь, положив руки на её тонкую гибкую талию...
Звуки любви становятся всё громче и отчетливее, сводя нас с ума...
Она устало опускается на меня, сцепляя челюстные пластины...
Мои длинные руки обхватывают её гибкую спину, и мы вновь меняемся местами...
С каждым движением мир вокруг перестает существовать, и каждый толчок приносит неописуемое наслаждение мне и, самое главное, ей...
Она извивается и бьется в моих объятиях, когда до Вершины остается совсем немного...
Когда любовь достигает своего пика, высшей точки единения, её глаза распахиваются, и я тону в них, словно в двух зеленых бездонных пропастях... По каюте разносится полу-крик, полу-стон, полный наслаждения и радости...
Мир сворачивается до размеров кончика когтя, всё вокруг, кроме нас, перестает существовать и не имеет никакого значения... абсолютное счастье!
Когда время и пространство снова восстанавливают привычный вид, я вижу перед собой лицо Лониры, наполненное безмятежностью и радостью... и готов отдать всё, чтобы видеть его и впредь.
— Я люблю тебя... я не могу без тебя, — прошептала она, почти касаясь своими острыми зубками моих губных пластин, но всё было ясно и без слов, поэтому мы просто слились в новом поцелуе.
Прошло ещё много времени, прежде чем мы смогли заснуть...
...
Громкий стук, доносящийся из коридора, заставил меня подскочить на кровати, как ужаленного. Лониры снова не было рядом, и я, быстро натянув униформу, вышел посмотреть в чем дело.В коридоре было пусто, но освещение работало в полную силу, а источник звуков находился где-то в стороне кают-компании. Это было глухие шлепки, перемежающиеся со звонкими ударами метала о металл и шипением.
— Что происх... — слова застряли у меня в глотке, когда я прошел туда и выглянул за перила галереи. Внизу была вовсе не кают-компания, а бар «Прибежище», откуда мы с пирагитом Гиртом вытаскивали Воруса перед отправкой. На грязном до невозможности полу, лежало тело в броне песочного цвета, и на него по очереди опускались железные прутья, находящиеся в руках своры ворка и батарианцев. Возле барной стойки находился мой бывший заместитель, который скандировал, без чьих-либо возражений:
— Всем выпивки за мой счет! Всем, кто хоть раз пнет этого барка-мала! — от очередного удара тело в броне перевернулось, и прямо на меня уставились остекленевшие глаза Гирта. Его окоченевшие пальцы прижались к рваной дыре в броне, из которой неторопливо сочилась синяя кровь.
Что... какого Селмакса происходит? Что это за бред?!
Помотав головой, я обернулся и обнаружил, что стою не в коридоре жилого отсека своего корабля, а на грязной узкой улице трущоб. Нищих здесь не было, зато лил жуткий дождь, сквозь который можно было разглядеть лишь смутный силуэт в нескольких шагах от меня. Не понимая, зачем делаю это, я приблизился к нему и коснулся плеча. Неизвестный стоял спиной, тоже облаченный в броню десантников, спустившихся на Шаньси. Он обернулся... Лучше бы не делал этого! От головы рядового Юдаса, снесенной выстрелом из крупнокалиберной снайперской винтовки, осталась только челюсть. Она шевельнулась, и мне показалось, что я различил последние слова, которые рядовой услышал перед смертью: «На пол, Селмакс тебя дери!».
Я опустил взгляд на пол и вздрогнул. У моих ног лежал труп маленькой азари, чья мать умерла в трущобах. Выглядела она просто ужасно: отсутствовала правая ручка, а все остальное обглодано почти до костей. Я моргнул и увидел, что это вовсе не азари, а крохотный турианец... Вместо Юдаса передо мной теперь стоял мой брат Баркус, работавший в СБЦ.
— Это ты виноват! — крикнул он, ткнув пальцем мне в грудь. — Гаррус умер из-за тебя, ты оставил его там!
С ужасом я понял, что мертвый годовалый мальчик — мой племянник, родившийся у брата и его жены пару лет назад. Гаррус...
Отшатнувшись, я обнаружил, что теперь нахожусь в БИЦ ударного фрегата. Перед пультом сидел форз-офицер Нелион, погибший в битве за Шаньси. Он обернулся ко мне и произнес свои последние слова:
— Где вы, командир? Обшивка проби... — губные пластины офицера не успели сложиться в слово, как вокруг все загрохотало, полыхнула ослепительная вспышка, и Нелиона вытянуло в безбрежную пустоту космоса... или не космоса?
Обшивка над БИЦ отсутствовала, но за ней были не звезды, а затянутое тучами небо Шаньси. На горизонте, далеко над горами маячила черная точка, которая судорожно дергалась в разные стороны, пытаясь маневрировать. Через мгновение над мои ухом рыкнул голос командира «Секиры Фосила»:
— Гарил-ток-крел! — и точка исчезла во всепоглощающем пламени термоядерных взрывов.
Мой разум уже отказался попытаться найти рациональное объяснение бреду, творившемуся вокруг. Я просто тупо наблюдал за происходящим.
Теперь я снова был на «Кабране». Губные пластины сами собой шевельнулись, и изо рта вырвалось одно единственное слово: «Начинайте!». Далеко внизу четыре бастиона снова, как и несколько дней назад, под мощью орбитального удара превратились в груду обломков из пенобетона, металла и человеческих останков, но на этот раз крики убитых разом зазвучали в моей голове. Эта жуткая какофония едва не лишила меня слуха, заставив рухнуть на колени и зажать уши руками.
— Я же говорил: «Альянс это такая организация, которая очень скоро придет и надерет тебе задницу, костерожий», — на меня упала тень, и перед глазами возникли ботинки с высокими бортами, которые носил человеческий военнопленный.
Капитан Прессли поднял руку с вытянутым указательным и отставленным далеко вверх большим, пальцами.
— Бабах! — усмехнулся он и зачем-то подул на свой палец, из которого капитан, похоже, пытался меня застрелить. После этого дурацкого жеста Прессли обернулся и показал на один из обзорных экранов. Я поднял взгляд и обомлел: прямо перед «Кабраном» находился корабль внушительных размеров, внешне похожий на ударные крейсера людей, только гораздо больше.
На этот раз время не замедляло своего бега, как это было перед столкновением со станцией. В глубоком жерле орудия человеческого дредноута сверкнула синеватая вспышка и мой корабль взорвался. Лопались переборки, тек расплавленный металл, члены экипажа испарялись, словно вода на солнце... а я находился в центре всего этого хаоса, целый и невредимый, вынужденный наблюдать за агонией «Кабрана». Что такое взрыв одного корабля, перед лицом космической бесконечности, в глубине которой прячутся угрожающие тени, существующие со времен сотворения мира, которые несут спасение через уничтожение?
...
Я задыхался. Костлявая рука мертвой хваткой сдавливала грудь, угрожая переломить меня напополам. Весь воздух из легких улетучился, но вдохнуть не было никакой возможности...
Сделав над собой мощное усилие, я смог успокоиться на несколько секунд, хотя грудь нещадно жгло изнутри, и рванулся вверх, преодолевая сопротивление. Хватка ослабла, и я судорожно вдохнул воздух. В горле пересохло, корочка из засохшей слюны неприятно хрустнула во рту.
Я сидел на кровати в своей каюте, медленно приводя дыхание в норму. Постепенно в темноте перестали разноситься мои хриплые вдохи, напоминающие рычание монстра из последнего триллера известного саларианского режиссера.
Дабы убедиться, что костлявая рука была всего лишь плодом моего воображения, разыгравшегося после просмотра сюрреалистического кошмара, я включил приглушенный свет. Лампа под потолком загнала темноту в отдаленные уголки каюты, и подтвердила, что здесь никого нет, кроме меня и... Лониры.
— Что случилось, Армус? — раздался у меня за спиной сонный, встревоженный голос любимой.
— Ничего... — я встал и налил себе курбага из бутылки, оставленной на столе. Жидкость потекла по пищеводу, но я задержал большую её часть во рту, чтобы избавиться от омерзительной сухости.
— Ты выглядишь ужасно, — покачала головой Лонира. — Что случилось?
Я посмотрел на отражение в зеркале и увидел, что мои глаза всё ещё широко распахнуты, а челюстные пластины оттянуты далеко вниз (признак беспокойства турианцев, прим. автора). Нервно сглотнув ещё раз, я вспомнил, что происходило во сне, и повторил:
— Ничего страшного. Просто кошмар, спи, Лони.
Я вернулся к кровати и забрался под плетеную накидку рядом с ней. Лонира сочувственно улыбнулась и прижалась к моей груди, а я, машинально обняв её, попытался вспомнить детали сновидения. Большая часть образов была просто какой-то невнятной сумятицей из воспоминаний и страхов, но вот выстрел дредноута... этого со мной никогда не случалось, ведь «Кабран» не взрывался под огнем врага. Разумеется, во сне может произойти всякое, но мне все равно стало не по себе.
Лонира быстро заснула, а я долго лежал, созерцая едва видимый в темноте потолок каюты. В голове снова и снова прокручивалась гибель моего корабля, но когда усталость всё-таки взяла своё, в голове, словно струны хигрейса ударили последние мгновения кошмара (музыкальный инструмент турианцев, треугольной формы, основанный на трех струнах-биссектрисах, прим. автора). Финальные мгновения не похожи на остальные, это был словно шепот... угрожающих и пугающих, но при этом невыносимо прекрасных теней из глубины времен, которые несли спасение через уничтожение... Какой бред! Откуда вообще взялись эти образы во сне?
Когда глаза уже закрывались, последней осознанной мыслью был вопрос о том, что же всё-таки Десолас искал на Шаньси...
...
— Минутная готовность, красный код! — раздался на общем канале голос гондира Луфтуса.
Я оглядел зал БИЦ, но здесь по-прежнему все работали
идеально, словно хорошо отлаженный механизм. Операторы производили свои бесконечные расчеты, офицеры отдавали последние приказы. Все были заняты делом, но в воздухе висела почти осязаемая напряженность. Кое-что было не так, как обычно. Неправильно...
Ещё бы! Сразу же после того, как автоматические спутники-шпионы, направленные вглубь территории людей, доложили о том, что очень крупное соединение, сопоставимое по размерам с полноценным флотом, движется в сторону ретранслятора, ведущего в эту систему, заргон Артериус... развернул свой флагманский крейсер «Шардов» и направился прочь. Перед тем, как миновать ретранслятор, он отдал приказ удерживать позиции и оставил на своем месте гондира Луфтуса. Фактически, командир сводной эскадры просто сбежал от врага, отговорившись тем, что ему нужно вывезти отсюда какой-то «Монолит Арка». Что это вообще за штука такая? Зачем он искал её на Шаньси? Теперь ответ на этот вопрос мы вряд ли получим.
В общем-то, вражеская армада была не страшен... для Иерархии. Но Шестой «Директивный» флот из ближайшего к нам сектора, который уже давно должен был быть здесь и продолжать наступление на территорию людей, всё ещё не появился и не дал знать о сроках прибытия. А если Шестой флот так и не придет, люди легко компенсирует своё сильное отставание в тактике и технике колоссальным численным преимуществом.
Здесь определенно происходило что-то странное... Не могли же они оставить нас? Просто взять и бросить в одиночку сдерживать врага?
Этот вопрос некоторое время назад задал второй пилот — Фёрти Шартис — но ответа на ни у кого не было, и быть не могло. Сейчас важно было сдержать наступление людей, несмотря ни на что. К моему великому сожалению, командовал Луфтус, который, как Тирус, не мог допустить и мысли о тактическом отступлении. Он не попытался даже вернуть наземные войска на транспорты, и вместо этого стянул большую часть сил эскадры к ретранслятору. Хотя бы это было тактически верно: сдерживать врага удобнее в единственном «узком» месте — при проходе их флота через ретранслятор.
«Кабран» находился в трех тысячах километров под ретранслятором, в поле астероидов. Это была наиболее эффективная дистанция для артиллерийского корабля. Тяжелые крейсера расположились вокруг ретранслятора в сфере с радиусом восемь тысяч километров. Остальные артиллерийские крейсера — «Вокерг» и «Гундаор» — встречали врага на дистанции «Кабрана», но они заняли позиции с обратной стороны от ретранслятора. Корабли-носители, с гондирами Тирусом и Луфтусом на бортах подобрались на опасное расстояние в четыре тысячи километров, чтобы обеспечить малую авиацию близкими перезарядными базами. Их прикрывали легкие крейсера класса «Накараг». Фрегаты ждали команды неподалеку.
И вот время настало. На обзорных экранах было хорошо видно, как малый ретранслятор, способный соединиться с шестью разными парами, развернулся и направил ось в другую сторону. Кольца устройства завращались быстрее, ядро начало пульсировать, и когда вращение достигло скорости почти неразличимой для глаза, а по желобам ретранслятора побежали синие разряды, такие же синие сполохи, обозначающие конец тоннеля нулевой массы, вспыхнули вокруг, выпуская корабли людей. Я ожидал увидеть дронов-разведчиков, но это оказались эсминцы, а сразу за ними — крейсера.
— Ещё одно доказательство их сверхмалого опыта в тактике космических сражений, — покачал головой Сайкрус. Я согласно кивнул: посылать флот сразу было неразумно. Для начала нужно отправить дронов, которые бы успели быстро просканировать пространство вокруг и вернуться с докладом. А теперь уже поздно...
— Тип атаки: «Нараг-3», — прогрохотал на общем канале голос Луфтуса, точно определяющий один из разработанных ранее вариантов.
Без напоминаний от меня операторы передали траектории атаки на главный артиллерийский пост, и малые орудия «Кабрана» поразили несколько первых фрегатов. Один взорвался, но остальные бросились врассыпную с повреждениями.
В это же время «заговорили» тяжелые «Картуонисы». Их орудия, без всякого опасения повредить ретранслятор, который был закрыт щитами на квантовом уровне, ударили в кинетические барьеры крупных человеческих кораблей. Те не выдержали концентрированного огня целой эскадры и сдались. Сверкнули вспышки на обзорных экранах, и на тактической голограмме разом исчезли три красные отметки. Ещё четыре замерцали и начали разворачиваться. Их капитаны интуитивно пытались уйти из-под обстрела, но совершали ещё одну ошибку: наши корабли были со всех сторон, и этими маневрами люди только мешали переходу своего флота через ретранслятор.
Канониры ударных крейсеров пристрелялись, и люди начали получать ещё больше урона, но, тем не менее, их уже было достаточно для того, чтобы ответить. Вот только отвечать оказалось некому: их радары и ЛАДАР-ы мешали друг другу и не видели наших кораблей, рассредоточенных на большой дистанции один от другого.
Эсминцы-разведчики людей уже направлялись в разные стороны, чтобы точно обозначить врага, мешающего маневрам флота, но на их перехват бросились наши фрегаты во главе с форз-офицером Пирле. Он, как всегда, с неиссякаемой энергией рвался в бой.
В какой-то момент мне показалось, что мы сможем сдержать это наступление. Напряженно выпрямившись в кресле, я переводил взгляд с тактической голограммы на обзорные экраны, боясь поверить, что у нас всё получается.
Атака флота захлебывалась: обломки и обугленные остовы оставались висеть вокруг зоны прибытия и подкрепления людей сталкивались с ними, образуя всё новые и новые преграды своим. Мы же пока не несли почти никаких потерь, не считая нескольких фрегатов.
Но продлилось это недолго: справа и слева от ретранслятора сверкнула пара особенно ярких и крупных вспышек: из тоннеля нулевой массы вышли... два дредноута. Да, целых ДВА корабля размера флагманов. Конечно, они не дотягивали до наших дредноутов ни по размерам, ни по маневренности, но проблема было именно в том, что... У НАС не было флагманов, только крейсера. И противопоставить людям мы ничего не могли.
— Огонь по первому дредноуту! — прогремел Луфтус на общем канале. — Повторяю: всем крейсерам сосредоточить огонь на первом флагмане! Фрегатам атаковать носители. Истребители, заход по вектору пять-четырнадцать, перехватчикам обеспечить прикрытие.
Потом на индивидуальном канале помощники командующего отдали более точные приказы каждому, но было видно, что маятник теперь качнулся в сторону людей. Дредноуты, с легкостью приняв на свои мощные щиты все попадания, преодолели заградительный огонь и обломки. Они вышли на оперативный простор, а вслед за ними, получив передышку, стали разворачиваться и перегруппировываться остальные корабли. Между тем, через ретранслятор всё продолжали проходить новые.
Атака истребителей и фрегатов на носители людей не дала результата. Те успели выпустить собственную авиацию, которая вместе с эсминцами, имея пятикратное численное превосходство, намертво заблокировала подходы к нежным телам авиаматок.
Видя, что дело принимает очень опасный поворот, Луфтус начал было отдавать новый приказ, но именно в этот момент один из дредноутов наконец-то навел орудия на цель... и ей оказался носитель «Улей Фаркол».
— Всем кораблям: вектор один-шесть, — эти слова были последними для гондира Луфтуса, главы восьмой эскадры, перед тем, как три снаряда с интервалом в несколько секунд ударили в его корабль один за другим. При первом попадании пропала связь, и оказалась снесена центральная надстройка. Два других выстрела попали прямо в центр носителя, и тот исчез в двойном взрыве. На тех мониторах «Кабрана», которые отображали космос непосредственно вокруг крейсера, лишь сверкнула яркая звездочка.
Эскадра лишилась командующего, но в бою не было времени на собрание совета офицеров, поэтому, как и положено, управление сразу же взял на себя Тирус. Именно это погубило эскадру. Упрямый до невозможности, он слишком серьезно понимал пословицу о том, что спину турианца можно увидеть только после его смерти.
Тирус отменил приказ об отходе и велел стянуть все силы в один кулак, чтобы вышедшие на оперативный простор корабли флота людей не начали отлавливать наши крейсера поодиночке.
— «Кабран» выполняет, — отозвался я, даже не пытаясь возражать. Это на Совете я мог перекроить план и убедить всех в своей правоте, но в бою Тирус просто отдал бы экипажу приказ на мой расстрел, за неподчинение, как я, когда угрожал командиру абордажиров Десоласа. Вряд ли хоть кто-то из моих турианцев выполнит этот приказ, но все эти пререкания точно не пойдут на пользу.
Пока силы людей пытались сориентироваться, наша эскадра успела стянуть силы к полю астероидов, чтобы снова попытаться компенсировать численное преимущество. Но это был всего лишь шаг отчаяния: три ударных крейсера были уничтожены в пути, а остальные подверглись жесточайшему обстрелу флота людей, который наконец-то смог развернуться в боевой порядок.
— Четыре эсминца и звенья истребителей в субсекторе пять! — крикнула Лонира, когда «Кабран» пробирался к своему месте в центре построения эскадры.
— Каноптус, Фёрти, разворот на три-девяносто, верхняя ось!
— Выполняю, капитан, — буркнул первый пилот.
— Посмотрим, как им это понравиться, — зло расхохотался второй.
«Кабран» повернулся вокруг своей оси, после чего эсминцы и истребители людей, не ожидавшие такого, попали под шквальный огонь всей нижней батареи малых орудий.
— Ну, как вам это пулусовские дети?! — закричал Фёрти, и я представил, как он триумфально вскинул руки.
— Капитан, прорыв на левом фланге! — упавшим голосом возвестила Лонира, прервав ликование второго пилота.
— ЧТО?! — я посмотрел на обзорные экраны и увидел, как легкие «Накараги», пытающиеся отвлечь дредноут, разлетаются вдребезги, словно стеклянные шарики, и в это время с той стороны заходят в атаку человеческие крейсера.
— Нужно отступать к Шаньси! — рявкнул Сайкрус, глядя на разваливающееся построение эскадры. — Скажите Тирусу, капитан! Здесь мы просто погибнем безо всякой пользы для тех, кто ещё будет жив!
— Он не послушает, форз-офицер, — я сокрушенно покачал головой и сжал когтями подлокотник кресла. — Это же Тирус...
Уже давным-давно нужно было перегруппироваться и отступить к планете, чтобы соединиться с резервными силами, но командир нашей эскадры до фанатизма был предан древним правилам.
— Атака в третьем субсекторе!
— Барьер ослаб на девятнадцать процентов!
— Атака в седьмом субсекторе!
— Общий барьер ослаб до шестидесяти процентов!
— Пробит щит в районе истребительного ангара!
— Повреждения?
— Пожар, разгерметизация!
— Локализован.
— Барьер восстановлен...
Доклады подчиненных и приказы офицеров в самые разные части «Кабрана» шли непрекращающимся потоком, а я, как мог, командовал движением корабля, назначал цели. В какой-то момент мы оказались прямо возле носителя Тируса, который принимал на борт перехватчики для перезарядки и дозаправки. Мне захотелось отдать приказ открыть по нему огонь, чтобы уничтожить старого барка-мала, погубившего нас всех, но, разумеется, я не сделал этого. Экипаж носителя не заслуживал смерти от рук собственных товарищей.
— Мы на прицеле... — внезапно охрипший голос Сайкруса оборвался на половине доклада. Прокашлявшись, он продолжил тоном, от которого у меня задрожали пластины по всему телу. — Мы на прицеле у дредноута! Траектория главного орудия указывает сюда...
— Вектор пять-шестнадцать! — резко повернулась к экрану Лонира. Я скользнул взглядом по её точеному профилю, пытаясь запомнить её именно такой: уверенной и сильной, выполняющей свой долг до конца. Впрочем, помнить мне оставалось лишь несколько секунд, так как от выстрела дредноута не было спасения. Времени на маневр не оставалось...
— Вектор пять-шестнадцать... — продублировал Сайкрус, но я его уже не слышал. Эти слова предназначались не мне. Теперь я мог только наблюдать.
«Вот и оно... — пронеслось в голове. — То самое недостающее воспоминание, которое завершило мой сон гибелью „Кабрана". Прессли был прав, они всё-таки добрались до нас. Остается только надеяться, что Шестой Флот отомстит за нас».
Далеко впереди, за десять тысяч километров от «Кабрана», несколько снарядов, разогнанных до одной сотой скорости света, покинули ствол орудия дредноута и понеслись в направлении корабля, который избрали своей жертвой канониры. Один за другим они достигли своей цели, пробив навылет кинетические барьеры, добрались до ядра и топливохранилища. К огромной кинетической энергии, что эти металлические болванки несли в себе, прибавился взрыв нулевого элемента и запаса антиводорода... Очередной взрыв озарил бескрайнюю черноту космоса, поглотив в себе корабль и весь его экипаж. А молчаливые звезды и скрывающиеся за ними древние тени лишь безмолвно наблюдали за новой смертью. Для них это была далеко не первая и не последняя Смерть этого Цикла.
А во всех последующих событиях кирд-офицер Армус Вакариан и его экипаж участвовали уже в несколько ином качестве...
Написал, отредактировал и оформил: ARM
Комментарии (45)
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
Регистрация Вход