Мы теперь в Discord
Лондон давал последнее пристанище своему знаменитому уроженцу, гордо взяв на себя все хлопоты по проведению торжественных похорон. Пребывающая в бедственном состоянии Великобритания, жители которой с трудом сводили концы с концами, взвалила на себя организацию мероприятия, в считанные дни подготовив свою столицу к проведению церемонии. Не без труда были найдены семь исхудалых лошадей (с не менее исхудалыми всадниками); старый орудийный передок, где разместили накрытый сине-голубым флагом гроб; оркестр, почетный караул и прочие необходимые составляющие крупных мероприятий. В Тегеране поначалу хотели похоронить «третьего героя человечества» (вторым почему-то называли Лиару Т’Сони) в столице, но потом, услышав ряд убедительных доводов, напоминающих о том, что Андерсон родился и вырос в Лондоне, до последнего часа не отказывался от гражданства, «и даже в период опасности предпочел сражаться на родной земле», все-таки уступили гордым англичанам. Завещания покойный не оставил, поэтому узнать, считал ли он себя британцем, не могли (хотя о том, что подобный факт был бы весьма заметен, никто не подумал). Многие члены британского парламента (который, в отличие от Арктурского, догадались эвакуировать с места боев) высказывались за то, чтобы похоронить адмирала в Соборе Святого Павла рядом с могилами адмирала Нельсона и герцога Веллингтона, но после долгих дебатов победу одержала сторона, представители которой считали, что до уровня этих людей Андерсон все-таки не дотягивает. В итоге его могиле было отведено замечательное место на Хайгейтском кладбище, куда и вошла процессия, свернув с Саут-гроув на Суэйнс-лейн.
Вслед за орудийным передком двигался почетный эскорт из семи высоких военных чинов, в разное время знавших Андерсона и находившихся с ним в приятельских отношениях. Здесь был нынешний глава кабинета министров Стивен Хакет; адмирал генштаба Петр Михайлович; нынешний глава ВКС Антонио Беллуччи; командующий Первым флотом Альянса, первый командир и боевой товарищ Андерсона Карл Фишер; директор Национальной гвардии ССШ Эндрю Гилберт, познакомившийся с адмиралом во время первых боев на территории Канады; приглашенный сугубо для массовки председатель СБА Вячеслав Новиков и трехкратный Спаситель Галактики Джон Шепард. Все были одеты в парадную форму, потому на фоне синих мундиров сильно выделялся черный цвет формы председателя СБА и директора Национальной гвардии. Новиков вообще не понимал, зачем его оторвали от дел: с Андерсоном он имел честь беседовать только несколько раз, и то все встречи носили сугубо деловой характер, поскольку касались любопытной для Службы Безопасности истории с Полом Грейсоном. Генерал решительно не понимал, зачем ему сопровождать гроб, если он может поскорбеть у телевизора, когда появится свободная минутка, чтобы посмотреть запись. Одним словом, церемония доставляла ему массу хлопот, однако отказаться он не мог. А вот Шепард ожидал оказаться в почетном эскорте, более того, он скорбел и скорбел по-настоящему. Андерсон не был, да и не мог стать для него близким другом, каким был Гаррус или Рекс, но он был старшим товарищем и мудрым наставником. Джон знал, что именно Андерсон отрекомендовал его Удине, который, используя свои связи, повлиял на политиков Арктура, сделавших на будущего бессмертного ставку. Шепарду было паршиво. И не только из-за того, что он жалел погибшего и его родных (хотя таковых не было): сам факт смерти он научился переносить почти безболезненно. Он переживал из-за причины смерти, его терзало чувство вины. Само осознание того факта, что Андерсон умер от его собственной руки, в эту самую секунду не давало ему покоя, заставляя испытывать гнетущую тоску, тяжким грузом осевшую где-то глубоко. Шепард носил это чувство с собой всегда, но если дома оно в значительной мере ослаблялось другими мыслями, то чем ближе приближалась минута церемонии, тем сильнее и сильнее гнетущая вина поражала его душу. На подлете к городу изменение в Шепарде заметила Эшли, но на вопрос «Как ты?» Джон ответил что-то уклончивое. Он не говорил ей, что застрелил Андерсона; он никому об этом не говорил. Это был его крест, и он сразу решил нести его один.
Да, Шепард прекрасно понимал, что никто и никогда не мог противиться внушению: под воздействием этого страшного оружия даже самые достойные люди теряли над собой контроль, но оправдания в этом Джон не видел. «Ну и что? — говорил он себе. — Если не можешь взять себя в руки, пусти себе пулю в лоб — многие так делают. Призрак не мог такого ожидать, он потерял бы контроль над ситуацией, и возникшей паузы Андерсону хватило бы, чтобы завершить дело». Именно сейчас, вследствие тяжких мучений, ему пришла в голову мысль, что погибнуть самому было бы намного правильней. «И зачем я вообще начал переубеждать Призрака? — терзал он себя. — Я ведь знал, что он двинутый на власти псих, давно все для себя решивший. Его нельзя было переубедить. Надо было сразу его кончать и не играть в гуманного героя. Вот он, результат переговоров — передо мной». Он ненавидел главу «Цербера» той животной ненавистью, которую не могли обратить даже явные благодетели. Он впервые ощутил ее еще на Марсе, когда Призрак чуть не убил Эшли. Так страшно, как в те часы, Джону еще никогда не было. «Сколько страданий из-за одного человека. Боже, каким страшным был бы мир, если бы он победил».
Ох, как ему было паршиво…
Вслед за почетным эскортом шла похоронная процессия. В огромной колонне, внушительным потоком двигающейся по просторной улице, были представители политической элиты Альянса; приглашенные граждане других рас, знавшие покойного; близкие друзья (если таковые имелись) и просто знакомые, посчитавшие должным посетить Лондон в этот скорбный день. Кали Сандерс шла в самой середине толпы, со всех сторон окруженная постоянно толкающимися и наступающими на ноги людьми. Однако она настолько глубоко была погружена в свои мысли, что не обращала никакого внимания на окружающую ее обстановку, пребывая в совершенно отстраненном состоянии. В глаза сразу бросалась ее неброская и даже немного бедная одежда. Потертый рабочий плащ, старые брюки и неначищенные ботинки вступали в особый контраст с одеянием окружающих ее органиков, по случаю массового события выглядевших особенно.
Причиной подобного состояния Кали была продолжающаяся уже насколько месяцев депрессия, сильно подкосившая ее здоровье, физическое и душевное. Гибель Андерсона стала для нее настоящей трагедией. Ее переживания были чрезвычайно сильны, но причина их крылась совсем не в жалости к Андерсону, а, как это ни странно звучит, в жалости к себе. Кали по воспитанию своему изначально была не способна на искреннюю любовь, описанную в классических романах, поэтому в адмирале она видела скорее приемлемую партию, чем спутника жизни, которому она могла полностью отдаться. Тем не менее эта партия была ей нужна как воздух, поскольку не по воспитанию, но по природе своей она нуждалась в опоре, как растущая средь темного леса ель нуждается в солнечном свете. Одной бессонной ночью ей уже доводилось задаваться вопросом: «Почему все мужчины в моей жизни рано или поздно исчезают?» Тогда Кали страшно испугалась этой мысли и в следующую же секунду погнала её прочь, но сейчас, засев глубоко внутри, душевный недуг укоренился так сильно, что избавиться от него можно было лишь путем долгой работы над собой.
Жизнь Кали вообще не была примечательна изобилием житейских радостей. Она, как и многие девушки того времени, не могла (да и не хотела) вести себя естественно и с ранних лет была вынуждена терпеть лишения, чтобы обеспечить свое существование и не досаждать бедной матери. Мужчин в ее жизни действительно было немного. Все представители бывшей сильной половины человечества находили в ней исключительно физиологический интерес, и любая мысль о каких-нибудь, даже самых непродолжительных, серьезных отношениях казалась им просто невозможной или даже нелепой. Все эти мимолетные связи были не более чем фарсом, поэтому, когда в лице Андерсона впереди, казалось бы, появилось что-то по-настоящему возможное, настоящее и живое, она вдруг подумала, что судьба еще может преподнести сюрприз, и, возможно, она еще будет счастлива в браке. Серая, как петербуржская осень, жизнь сменится ярким замужеством, и «наконец-то можно будет посвятить себя чему-то большему, чем просто работа во благо мистических идеалов». Но все это оборвалось, безжалостно и безвозвратно.
Оказавшись в Лондоне, Кали почувствовала, как все ее болезненные чувства значительно обострились.
«Боже мой, — страдала она, шагая средь толпы, — а как я наивно представляла нашу будущую жизнь. Думала, что буду примерной женой, рожу детей… Тьфу, как противно, ведь я никогда об этом не мечтала. Вела себя как глупая девица, втрескавшаяся в самого популярного парня в школе… А ведь я была уверена, что у меня его никто и никогда не отнимет… И что? Вот он — лежит накрытый флагом Альянса… Боже, а как он мне нужен, как нужен…»
Она могла бы и заплакать — в конце концов, плакать на похоронах не зазорно. Только вот она не умела.
Кем был Дэвид Андерсон для Альянса? Какие деяния он совершил в глобальном масштабе, чтобы удостоиться столь пышных похорон? На самом деле, если начать судить беспристрастно, то можно заметить, что как адмирал он уступал всем реально сражавшимся флотоводцам: он даже никогда не командовал крупными кораблями, как супергерой был куда менее предпочтительнее Шепарда, а как политик вообще не представлял из себя ровным счетом ничего. Конечно, можно начать говорить, что, будучи истинным солдатом, он просто не мог справиться с работой Cоветника, но ведь были в человеческой истории примеры, когда военные занимали высокие государственные посты. Можно вспомнить Джорджа Вашингтона, Дуайта Эйзенхауэра, Пауля Гиденбурга и прочих полководцев, ставших позже видными политиками. Разумеется, в отличие от Андерсона, все они получили замечательное образование и умели стратегически мыслить, но тогда на ум приходит Василий Михайлович Долгоруков, который прошел путь от солдата до генерал-аншефа, храбро сражался в Семилетней войне с непобедимым Фридрихом, присоединил к России Крым, а в конце своей карьеры стал главнокомандующим Москвы, не умея при этом даже писать (причем его очень ценили как москвичи, так и императрица). При желании можно вспомнить и Иосифа Виссарионовича, окончившего только церковно-приходскую школу, но наворотившего массу известных дел. По своим умственным способностям Андерсон был далеко не выдающимся человеком, и его феномен заключался только в умении оказываться в нужном месте в нужное время (как, впрочем, и феномен Шепарда). Даже его назначение на пост Советника от Альянса было крайне удачным ходом, потому как любой грамотный политик прекрасно понимал, что вступление человечества в правящий клуб — не более чем подачка со стороны триумвирата, сделанная просто ради приличия. Ни один профессионал не смог бы преодолеть занавес непонимания и игнорирования, поэтому жертвовать хорошие кадры на достаточно формальную должность не имело смысла. В то же время Андерсон, который зачастую вообще не понимал, что творится вокруг, своей работой создавал впечатление очень деятельного и заботящегося о безопасности Галактики Советника, что не без удовольствия замечали наблюдающие за политикой органики. Его любили за редкую самоотдачу и готовность к самопожертвованию, за твердость характера и верность своим идеалам; на него смотрели как на человека, которому судьба уготовила очень сложный жизненный путь, и сейчас, когда настало время подводить итоги, все сходились во мнении, что он прошел этот путь с честью.
Процессия ненадолго остановилась у поворота на небольшую аллею. Здесь около дюжины английских гвардейцев сняли гроб с орудийного передка и далее, двигаясь парадным шагом, понесли его на руках уже непосредственно к месту захоронения. Аллея была слишком узкой, чтобы вместить всех желающих, поэтому пройти вперед смог лишь почетный эскорт и лица, двигающиеся в первых рядах колонны. Пройдя ещё порядка двухсот метров, гвардейцы подошли к могиле, где положили гроб на приготовленный заранее катафалк. Командир караула снял с лакированного ящика флаг и, свернув его, вручил знамя стоящему подле исполняющему обязанности министра обороны Карлу Боку, который должен был передать его родственникам покойного, но за неимением таковых оставил полотно у себя.
Похороны вступали в свою завершающую стадию, и для Шепарда эти минуты казались необычайно долгими. Он уже окончательно убедил себя, что Андерсон был намного лучше его, и если бы кто-нибудь сейчас предложил ему поменяться с адмиралом местами, то он бы согласился не раздумывая. Эта болезненная мысль терзала его, когда гроб начал опускаться в могилу, когда грянули три холостых выстрела, и в небе появился строй истребителей, формирующих надпись «missing man». Мир как будто исчез, оставив его наедине со своим горем.
Оркестр торжественно грянул государственный гимн. Стоящие вокруг люди молча смотрели на опускающийся в могилу продолговатый ящик, сохраняя при этом самые пустые выражения лиц. Первым вздернул руку к виску Хакет. Этот жест был при похоронах не принят, поэтому адмирал определенным образом мог поставить себя в неловкое положение, если бы его не поддержали остальные. Но неприятностей не произошло: один за другим военные, стоящие не только в почетном эскорте, отдавали честь, держа равнение на могилу. Андерсон отправлялся в последний путь как герой, и самые выдающиеся люди той эпохи отдавали ему должное.
«Вот и все, — промелькнуло в голове у Шепарда, когда первая лопата земли была опрокинута вниз. — До свиданья, добрый друг. Увидимся».
Я кругом и навечно виноват перед теми,
С кем сегодня встречаться я почел бы за честь.
Но хотя мы живыми до конца долетели,
Жжет нас память и мучает совесть - у кого? У кого она есть.
В.С. Высоцкий.
***
Торжественная церемония продлилась недолго. Вскоре люди начали расходиться, направляясь к выходу из кладбища. Поток органиков вновь двинулся по Суэйнс-лейн, только на сей раз в обратном направлении.
Подняв воротник и спрятав озябшие руки в карманах, Кали взяла довольно высокий темп, стремясь как можно скорее покинуть кладбище. Она по-прежнему находилась в состоянии глубокой задумчивости, двигаясь только машинально и как бы не видя дороги; иногда она даже натыкалась на людей. Подобная временная активность, особенно странно проявляющаяся на фоне недавнего уныния, была вызвана исключительно желанием поскорей оказаться в спокойном уединении. Она даже не заметила, что ее несколько раз позвали по имени, причем так громко, что обратили внимание многие люди из толпы. Отреагировала она только тогда, когда почувствовала, как кто-то аккуратно взял ее за руку чуть ниже локтя. Повернувшись, она увидела элегантно одетого мужчину азиатской внешности.
— Ну наконец-то я вас догнал, — тяжело дыша заговорил незнакомец. — Гнался за вами метров пятьдесят, ну куда вы так торопитесь… ух… Еще ведь не оборачиваетесь, а я кричал как глашатай. Вот ведь как задумались.
Кали прямо смотрела на мужчину с выражением совершенно отстраненного удивления, явно не понимая, что он говорит. Она даже сначала не верила, что обращаются к ней, но потом оцепенение начало потихоньку отпускать, возвращая женщину к жизни.
— Вы кто? — спросила она, придя в себя.
— Ой, простите, — запустив руку во внутренний карман пальто, одернулся незнакомец, — право, я так утомился погоней, что забыл об элементарных правилах приличия. Полковник Службы Безопасности Альянса Иогами Ямото. Позвольте отрекомендоваться, — и он показал удостоверение.
Посмотрев на документ, Кали ничего не сказала и даже в несколько хамоватой манере развернулась, вновь направившись к выходу.
— Я ничего не делала, — пренебрежительно бросила она.
— Что сделали? — не понял вновь бросившийся вдогонку Ямото.
— Ничего.
— Вы о чем?.. А-а… Тьфу ты, ну вы прям как маленькая, — снова поравнявшись с женщиной, Ямото заговорил настойчивей. — Кали, я хочу поговорить о вашем будущем. Альянс сейчас нуждается в таких высококлассных специалистах, как вы, я пришел просить вас о помощи. Вы не против пройти вместе со мной в какое-нибудь уединенное место, где мы сможем переговорить с глазу на глаз? У меня есть аэрокар, и я потом смогу отвезти вас в гостиницу или в Хитроу, если вы улетаете сегодня. Что вы думаете?
— Я хочу вернуться в академию Гриссома, — как бы не слыша офицера, ответила Кали.
— Все хотят вернуться в академию Гриссома, — с сарказмом передернул Ямото, — только вот проекта «Восхождение» там больше не будет. У государства сейчас нет денег на финансирование, а частники тем более не заинтересованы в затратах на детей, даже на детей-биотиков: они сейчас в основном думают о сохранении своего капитала. В ближайшие несколько дней станция однозначно будет пустовать, или ее переоборудуют для других целей. Кали, я понимаю, что в силу объективных причин вы с некоторой долей скепсиса относитесь к предлагаемой Альянсом работе. Но поймите, что сейчас подобное сотрудничество будет взаимовыгодным: мы можем решить ваши бытовые проблемы, с которыми вы сами справиться не в силах, а также гарантировать интересную работу, достойную ваших способностей. Вы же можете помочь одиннадцати миллиардам человек засыпать спокойно, зная, что завтра будет обычный мирный день. Я прошу уделить мне внимание лишь на час, этого мне вполне хватит, чтобы изложить суть дела. Потом берите столько времени на раздумье, сколько требуется… Кали? Вы меня слушаете?
— Что? — рассеянно бросила женщина. Ямото увидел, что она по-прежнему находится в полном исступлении и никак не способна вести конструктивную беседу. — Вы еще здесь?.. Я себя паршиво чувствую, разве вы не видите? Как вы вообще решились прийти сейчас?
— Ясно, — нахмурился Ямото. — Что ж, я вас понял, — он включил уни-инструмент и нажал на несколько кнопок. — Я сейчас дал вам свой контактный номер и адрес электронной почты, позвоните, когда выспитесь. Впрочем, вы бледны. Вы сейчас где живете?
— На Элизиуме, в лагере, — совершенно машинально ответила она.
— Тогда я переведу вам деньги — поешьте и снимите квартиру. И не спорьте, я делаю это от себя лично, считайте, что просто из уважения к вашему полу… Знаете, я сам с вами свяжусь. На Элизиуме я буду послезавтра по долгу службы. Остановлюсь в Иллирии, в гостинице «Аполлон». Там мы, пожалуй, все и обсудим.
Кали ничего не ответила. Ямото же, решив, что сейчас большего достигнуть не удастся, решил поскорее откланяться, дабы сильно не надоедать. Он знал, что Кали потом обязательно задумается о его словах, так как успел изучить ее характер по личному делу.
— В таком случае все, — закончил он, — я не прощаюсь, а говорю «до свиданья». Надеюсь, двух дней будет вам достаточно, чтобы обдумать мои слова. Честь имею.
Кали даже не обернулась, чтобы попрощаться. Для нее сейчас не существовало никого и ничего. Подобное поведение было частью защитного механизма, приведенного в действие горем и обостренного тяжелой церемонией прощания. Более всего Кали хотела оказаться у себя в номере и поспать. Это желание заставляло ее еще больше учащать шаг, уже почти переходящий в бег. Просто внешне она сейчас представляла собой отнюдь не самую красивую картину и вполне могла сойти за юношу, если бы не длинные белые волосы. Впрочем, подобное сходство давно перестало кого-то смущать и, как считают многие прогрессивные мыслители, даже показывает высокую степень развития человеческого общества.
Вскоре она оказалась на наполненной народом Юг Гроув. Помимо людей, шедших в похоронной процессии, здесь были и совершенно посторонние пешеходы, и работающие на разрушенных коммуникациях инженеры, и вездесущие полицейские. Многие органики стояли группами, то ли кого-то ожидая, то ли просто разговаривая так, как будто не виделись долгое время, а похороны стали причиной их долгожданной встречи. Кали направилась в сторону ближайшей остановки общественного транспорта, откуда можно было добраться до гостиницы. Тут она, задумавшись, окончательно потерялась и совершенно неожиданно наткнулась на спину военного с погонами капитана. Недовольный беспокойством мужчина тут же обернулся, грозным взглядом посмотрев на Кали, однако, увидев ее, тут же изменился в лице, став каким-то смущенным и даже немного испуганным.
— Вы? — остолбенел он. — Вы тоже здесь?
Кали наткнулась на Шепарда. Поначалу она его даже не узнала: уж больно он изменился со времени их последней встречи. Волосы стали длинней, но от этого не менее аккуратнее, лицо, невзирая на недавние переживания, было намного свежее, а фигура его заметно поширела. Группа, в которой он стоял, показалась Кали несколько странной компанией: здесь были две женщины — одна в мундире капитан-лейтенанта (это была Эшли), другая в повседневной строгой одежде (Бринн Тейлор), чернокожий и белый мужчина с европейскими чертами лица (Джейкоб и Снежин) и один турианец в армейском мундире, которого она видела на «Нормандии» в октябре (это был Гаррус). Все они вопросительно обернулись к Кали, а она не могла выдавить из себя ни слова.
— Да что это с вами, Кали? — нахмурился Шепард. — Вы меня слышите? Выглядите хреново.
— Кто это? — спросила Эшли.
— Это Кали Сандерс, — обернулся к ней Шепард, — хорошая знакомая Андерсона.
— А я вас помню, — кивнул Кали Гаррус, — это вас тогда мы спасали от «Цербера» в академии Гриссома. Говорят, пока неясно, когда она снова заработает. Как, кстати, Джек и та молодежь? Ничего не слышали о них.
Женщина прослушала вопрос турианца, удостоив его лишь мимолетно-холодным взором. Произнесенная Шепардом фраза «хорошая знакомая» безжалостно сдавила её холодной несправедливостью. Она просто впилась в Джона своим болезненным взглядом, и Спаситель Галактики понял, что сейчас будут заданы вопросы, на которые он не сможет ответить.
— Вы ведь были с ним тогда, — с выражением совершенно искреннего страдания забормотала Кали, — в тот день. Мне никто не говорит, как это случилось, но вы… вы должны знать. Скажите мне.
Шепард заметно сконфузился. Этого-то он и боялся.
— Я не знаю, — неуверенно, как школьник признающийся в невыученном уроке, пробормотал он.
— Вы врете, — страшно произнесла Кали. — Вы не можете не знать.
— Мы вошли на станцию порознь и с самого начала были в разных помещениях, — начал он оправдываться. — Я не видел, как он умер. Подумайте сами, зачем мне врать?
— Я не знаю, но вы врете. Я это чувствую.
Спасителю Галактику стало жутко не по себе. Помолчав несколько секунд, он попытался хоть как-то исправить ситуацию. Повернувшись к Кали, он сделал соболезнующее выражение лица и, заговорив мягким тоном, начал ее успокаивать.
— Послушайте, я тоже долго переживал из-за смерти друга. Я знал Андерсона долго, поэтому могу говорить, что горд знакомством с ним. Я правда не знаю, как он умер, но абсолютно уверен, что как герой…
Он осекся. Слова совсем не клеились, к тому же, он понял, что говорит невероятные глупости. В беспомощном молчании он смотрел на Кали, ожидая ее реакции. На счастье Шепарда, женщина вообще пропустила все мимо ушей и только спросила:
— Вы вдвоем вошли на станцию?
— Да, — кивнул Шепард.
— А вышли вы один.
— К сожалению.
— Знаете, — лицо Кали искривила нервная улыбка, — я тут подумала, что если бы вы там остались, то, возможно, он…
— Слушайте, дамочка, — не выдержала внимательно слушающая весь разговор Эшли, — вы что тут из себя строите? Как вы смеете говорить такие вещи?! Между прочим, мы тут все очень скорбим и нам не весело от того, что Андерсон умер. А вы знаете, что Джон не вышел из Цитадели, а его вынесли с сильно поврежденной спиной? Он мог до конца жизни остаться калекой.
Кали перевела на Эшли свой тяжелый взгляд, но Уильямс его выдержала. В этом взоре она увидела подлинное горе, порожденное бессилием и безысходностью. Ей уже доводилось испытывать такое после крушения «Нормандии», поэтому сейчас она искренне жалела Кали. Она вполне могла простить ей подобные эмоции, только в этом разговоре у Эшли был свой интерес: Кали забралась на ее территорию, поэтому Уильямс была вынуждена остро отреагировать.
— Ладно, вы правы, все это глупость, — неожиданно бросила Сандерс. — Лучше я пойду. Прощайте, Джон.
И, печально развернувшись, она направилась прочь, так же, как и ранее, ни с кем не попрощавшись. Искренне сочувствуя, все смотрели ей вслед.
— Постойте, — крикнул вдогонку Снежин, — может, вас подвезти? Мне не сложно, у меня аэрокар.
— Не заморачивайтесь, — через плечо крикнула Кали, — я в норме.
Вернувшись на Элизиум, она переболеет и вновь обретет способность мыслить рационально. Она даже полностью поправится и внешне будет казаться абсолютно здоровой, но испытанные в эти несколько месяцев переживания глубоко оставят свой след в ее душе, серьезно усугубив заложенную с детства черствость. Рассудив, что иначе нельзя, она, конечно, примет предложение Ямото. До конца жизни она будет работать на закрытых комплексах, заводить знакомства строго по необходимости, есть и пить не потому, что хочется, а по одной лишь привычке, избегать любых проявлений человеческих чувств, считая их слабостью. Природа наделила ее чудесными способностями — не умственными, но ментальными; социум же безжалостно убил эти заложенные с рождения прелести. Она могла красиво улыбаться, но не умела, могла звонко смеяться, но не видела в этом смысла, могла любить, но уже боялась. Она давно стала просто оболочкой, лишенной всего прекрасного и загадочного. В сером человеческом потоке растворялась глубоко несчастная женщина, разочаровавшаяся в жизни по причине неудовлетворения простых ментальных потребностей, присущих каждой представительнице прекрасной половины человечества. Пожалуй, все ее беды были от того, что она даже не подозревала о существовании этих потребностей.
— Жаль ее, — подумала вслух Эшли, когда Кали скрылась из вида. — Джон, ты как?
Лицо Шепарда выражало глубокую озабоченность, и было видно, что более всего пережитого за сегодня ему остро необходима эмоциональная разгрузка. Тем не менее он отвечал спокойно и даже попытался улыбнуться.
— Я в норме. Слушай, Джейкоб, — он повернулся к Тейлору, — тот бар в Рио, о котором ты говорил, еще цел? Если так, то я предлагаю полететь. Нам всем надо отдохнуть.
Ухмыльнувшись, Джейкоб пожал плечами:
— Понятия не имею; я не был в Рио с лета, говорят, там шли серьезные бои. Но если ты хочешь, можем слетать и посмотреть, если ты любишь сюрпризы. Хотя… даже если он и цел, то там вряд ли есть что-нибудь съедобное.
— Давай слетаем, — предложил Шепард Снежину, — ты ведь не против?
Своего аэрокара у Шепарда все еще не было. В Лондон его и Эшли привез Снежин, так что Спаситель Галактики должен был спрашивать разрешения. Хотя бы ради приличия.
— Мне, конечно, несложно отвезти вас в Рио, — улыбнулся Снежин, — но зачем лететь в Южную Америку ради какого-то бара, который сейчас вполне может оказаться котом в мешке, если есть много мест в Европе? Я знаю отличный ресторан на Мальте; там есть гостиничные номера со всеми удобствами, замечательный зал, спуск к морю, а главное, там до сих пор кормят по меню, правда, дорого. Наша фирма регулярно устраивала там корпоративы, так что я знаком с хозяевами. Могу хоть сейчас сделать звонок и арендовать зал на ночь.
— А вот это уже кое-что, — обрадовался Шепард, — ну что, Эш? Полетим?
— Я не против, — отвечала девушка, — только надо переодеться. Не буду же я сидеть в ресторане в мужской одежде. Пусть и парадной.
— Стоп, стоп, — демонстративно поднял руки вверх доселе молчавший Гаррус. — Я же сказал, что у меня завтра в полдень построение здесь. А вы пытаетесь увезти меня на другой конец континента, чтобы пить?
— Ну да, — наконец улыбнулся Шепард.
Гаррус равнодушно пожал плечами:
— Хорошо.
Отредактировано: Alzhbeta.
Комментарии (24)
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
Регистрация Вход