МЕ Afterlife: Комиссар по этике. Эпилог

Есть знания, которые приносят только вред. 
Есть знания, которые дарят боль. 
Есть знания, которых следует избегать. 
В случае с Алиной все эти постулаты сошлись в одну единственную Истину, которую она так неосмотрительно позволила себе узнать. И поняла, что есть Истины, которые должны оставаться в тайне — хотя бы для тех, кто еще не готов их познать. 
По всему выходило, что Алина совершенно не готова. Она в самом деле не знала, как вообще можно быть к этому готовым. Видимо, ощущала некоторую нерешительность в этом вопросе и сама хранительница той самой Истины. Во всяком случае, доктор Пассанте не стала добивать жертву какими-либо утешениями или, того хуже, извечным азарийским фатализмом, изрядно замешанном на элементарном жизненном цинизме. 
Как не стать циником, прожив тысячу лет? Алине, которой лишь недавно, как оказалось, исполнилось полвека, этого было не понять. 
— Я понимаю, это нелегкое знание, — сказала Пассанте. 
— А я не понимаю... 
Старшая азари первой нарушила молчание, установившееся после того, как Алина узнала тайну своего происхождения. 
Впрочем, это слишком громко сказано. Лишь события последних дней буквально кричали фактами — Биби-землянка и есть... 
Всегда тяжело начинать за здравие, зная, что оканчивать придется за упокой. 
— Посмотри на это с другой стороны, — предложила Пассанте. — Теперь у тебя есть как минимум один действительно родной тебе человек в этом суровом мире. По-настоящем родной, по крови — по той самой настоящей фиолетовой крови, свойственной нашему народу. 
— Не только нашему, — Алина присела на кровать. — Еще у одного народа она тоже синяя. И тоже... родного мне. 
Пассанте промолчала. 
— Безусловно... тетя, — девушка избегала смотреть на внезапно открывшуюся родственницу. — Я очень рада, что состою с тобою в родстве. 
— А уж как я рада, — через силу улыбнулась ученая. 
— Но вместе с тем, — продолжила Алина, — я отчетливо понимаю, что ты видишь во мне не столько пропавшую полвека назад племянницу, сколько родную сестру. 
— Я не... 
— Я понимаю, — прервала Алина, по-прежнему не глядя в глаза собеседнице. — Я все понимаю, тетя. Ты видишь меня, а хочешь видеть Дейнору Пассанте. Свою родную сестру, которая увела у тебя любимого человека... 
— Перестань! 
Алина не слушала, ее, что называется, понесло. 
Следом за дичайшей мешаниной эмоций и впечатлений, запущенной рассказом Пассанте, тем самым настоящим рассказом, истинность которого подтверждалась Объятиями Богини, вслед за всеми этими моментальными эмоциями последовала неизбежная в таких случаях рефлексия. 
Маятник психологического равновесия качнулся в другую сторону, и теперь Алина видела в происходящем отнюдь не одни только радужные оттенки. Хватало и откровенно мрачных. Да что там хватало, их было просто в избытке! 
— Я понимаю тебя, тетя Айнора, — Алина продолжила ковырять свежий нарыв на теле своей души. — Сестра для тебя была всем. Близняшки — редкость для народа азари, а учитывая нашу особенность делиться знаниями через Объятия Богини... Я понимаю, вы были практически одним целым. Ты и своего любимого ей отдала по соглашению. Только в обмен на то, что Дейнора будет делиться с тобой тем, что от него получала. 
Пассанте бросила попытки протестовать. Поняла, что остановить обличительный поток племянницы невозможно. 
— Вы были настолько близки, что ощущали эмоции друг друга. И уж наверняка мать, выбирая между разрывом с близняшкой и возможностью поделить любимого на двоих, выбрала последнее. Пусть и приходилось... необычным образом делить моего... 
Слово «отец» не далось Алине. И это ей-то, урожденной жительнице Земли, той самой, которая еще неделю назад смаковала это слово на языке, стоило лишь вспомнить родного до последнего сервомоторчика в колене папу — Михаэля Гросса, прославленного космопехотинца. 
Который вдруг резко, щелчком, перестал таковым быть. 
Полсотни лет она внушала себе ложь и поверила в нее. Настолько поверила, что сейчас это кажется кощунством. Казалось, три дня назад она жила в какой-то совершенно иной вселенной, раздробленной, отделенной от той, которая вмещает в себя настоящую Алину. Но не Гросс. А самую что ни на есть урожденную Пассанте. 
Или не Пассанте? И Алину ли? 
— Тетя Айнора, а как меня зовут? 
— Не знаю, — сказала ученая. 
Сказала слишком быстро, чтобы это было правдой. 
— Я хочу это знать! — Алина, наконец, подняла взгляд и посмотрела на внезапно обретенную родственницу. 
Видно было плохо. Зрение портили слезы, обычные, прозрачные слезы, совсем как у человека — только не соленые, а немного кисловатые, как и положено настоящей азари. 
Азари по имени... 
— Скажи, умоляю... 
Ученая не выдержала и отвернулась. Так, не глядя на племянницу, и произнесла в полголоса: 
— Сестра назвала тебя в честь отца. Этого имени никогда не было в словарях азари. 
Пассанте замолчала. 
— Ну же! — не выдержала девушка. 
— Тебя зовут Сарена, — Пассанте вздохнула. — Извини. 

Извиняться было не за что, конечно же. 
Но ни одна тетя, да хоть бы и троюродная бабушка кузена брата сестры, ни одна вообще умеющая думать и чувствовать душа в Галактике не будет чувствовать себя спокойно, объясняя молодой особе, что та — дочь одного из самых известных и страшных преступников Галактики. 
Дочь Сарена Артериуса — СПЕКТРа-предателя, ренегата всей органической жизни, хладнокровного убийцы, чьими стараниями на тот свет отправились десятки тысяч человек... И не только человек. Весь Совет Цитадели, включая матриарха Тевос. 
Тевос, чьи дипломатические таланты вполне позволяли лет через двести-триста увидеть во главе Совета Матриархов, пожалуй, самую способную. 
Вот только папенька поставил на этом здоровый жирный крест, размолотив армией гетов объединенный флот вместе с первым «Путем предназначения». Только чудом удалось отстоять Цитадель. Да, у этого чуда есть имя собственное — Джон Шепард. Но все равно это чудо... и имя у этого чуда чудесное. 
А ее имя... Если по-человечески, с фамилией по отцу, то... 
Сарена Артериус. 
Вот такое у нее теперь имя. Чудесней не бывает. 
Алине хватило получаса, чтобы унять истерику. Да-да, самую что ни на есть истерику, пусть и тихую, пусть и без уничтоженной мебели. 
Вместе с истерикой покинули ее душу и многие другие чувства. Внутри было пусто, словно бы она родилась только что, а не пятьдесят два года назад. Абсолютная пустота — зародыш чего-то совершенно нового. Как из великого Ничто родилась вся Вселенная — только потому, что по закону из области квантовой физики просто могла родиться. 
Пустота — это начало. Контейнер для будущих чувств. Они придут, обязательно придут. Потом, не сейчас. 
А сейчас что-то ощущать — это слишком сложно для той, чье имя запятнано кровью всех возможных цветов. Что-то чувствовать — слишком много для той, которая родилась лишь с половинкой души. При всем уважении к турианцам, признать за Сареном духовность невозможно. Пусть он был кем угодно по молодости, пусть он был сколь угодно светел, когда с ним познакомились сестры Пассанте. Пусть он даже невинная жертва «Властелина», на чем настаивает тетя Айнора. 
Неважно. 
Пустота — вот то, что поведет ее вперед. Куда именно? Посмотрим. Куда угодно, лишь бы подальше от близких ей людей. 
От отца, наивного в своей слепой вере в святость Альянса. Застрявшего в прошлом отца... пожалуй, лучшего приемного отца, которого только можно найти в Галактике. Я не хочу тебя втягивать в это, папа. Оставайся при своих идеалах. Стойко неси знамя Альянса — ты ведь веришь в эту эмблему, она тебе нужна. 
От приемной матери, с которой Алина так и не нашла искреннего взаимопонимания. Будь такой же красивой, отзывчивой и любящей своих настоящих детей, Анна Гросс. И... береги папу. Помоги держать ему древко старого, никому уже не нужного знамени. Он ведь верит в него... 
От Холи и Гори — маленьких веселых безобразников, до одури влюбленных в свою собственную, персональную азари. Умеющих увидеть за синим лицом тети не отвратительную физиономию инопланетного пришельца, а... Впрочем, дети многое видят не так, как взрослые. Оставайтесь детьми подольше, Холи и Гори. Берите в пример тетю Алину — она была ребенком полсотни лет. 
От Вайлет Блад — суровой, сломанной и переломанной, но по-прежнему стойкой, а главное, по-своему доброй и отзывчивой. Несмотря на каменную физиономию, матерщину, хомо-шовинизм и чудовищное для женщины телосложение. Стойко охраняй закон и порядок, бывший космопех. Ты это умеешь, тебе это дано свыше. И постарайся побыстрее забыть ту, которая... искренне тебя зауважала. Да, пусть будет так. Назовем это уважением, не будем открывать Вселенной нашей маленькой тайны, правда? 
От тети Айноры Пассанте — одной из немногих оставшихся в живых легенд народа голубокожих. Великом исследователе, умном, расчетливом, немного холодном, но глубоко в душе все-таки светлом человеке... 
То есть азари, конечно. 
Вот ведь незадача, Алина так и не научилась думать на азарийском. А в языке людей слово «человек» относится к любому двуногому прямоходящему без перьев. 
Пустота проснулась. Пустота запела. Пустота зовет ее в дорогу, Пустота обещает многие события, многие чувства, многие тревоги и печали, но главное — новую жизнь. 
Жизнь, посвященная поиску того, что компенсирует смерть, привнесенную в Галактику отцом. 
Жизнь, которая, уж извините за тавтологию, породит жизнь. 
Жизнь, которая будет заполнять эту Пустоту. Или, дернув за квантовый поводок среди абсолютной Пустоты, даст начало чему-то совершенно новому. Новой Вселенной чувств, родившейся из Великого Ничто. 
Но пока лишь голос Пустоты, шепчущий ее новое имя. 
«Сарена Войд* — вот кто я теперь». 

*** 

Записка полетела в окно, со стуком отскочила от стекла и завалилась куда-то за рабочий терминал. 
— Этого стоило ожидать, Вай. 
— К черту! 
Женщина не сдержалась и сделала то, что давно уже хотела — мощным пинком отбросила с пути открытый и наполовину выпотрошенный походный чемодан Алины Гросс. Сервобот пролетел полкомнаты и смачно вмазался в медиатеку. Загрохотали ячейки ХТТ, где-то щелкнул разряд электричества из-за нарушенного контакта, наверняка пропала какая-то важная информация. Но Вайлет это уже не волновало. 
— Как она посмела!? — рявкнула полицейская, в ярости сжимая и разжимая могучие кулаки. 
Другой обладатель больших кулаков стоял у входа в комнату, благоразумно стараясь держаться подальше от боевой подруги — то ли взбешенной, то ли запуганной внезапно нахлынувшими чувствами. 
Игорь Кирироф был не настолько недалек, коим порою хотел казаться. Он отлично разбирался в людях, иначе бы не дослужился до руководителя отдела. Да, говорят, землянам всегда проще подниматься по марсианской карьерной лестнице, однако это не про него. Свое служебное положение Игорь сделал в том числе и умением видеть в людях то, что они не хотят показывать. 
Вайлет, старушка Вайлет, боевой сержант и майор-дознаватель, влюбилась, словно школьница. И в кого — в однополую инопланетянку, с трудом понимающую, кто она такая в этом мире! Игорь и сам питал к синекожим вполне понятную эстетическую (ну хорошо, не только эстетическую) привязанность, но вот так, до зубовного скрежета и с трудом скрываемой истерики? Нет, это не про него. 
Еще один участник вечеринки — невысокий худой темнокожий мужчина с пронзительно светлыми, платиново-серебристыми волосами, с комфортом устроился на диване. Минуту назад он предусмотрительно переконфигурировал из лежачей формы в сидячую. 
— Это азари, — пожал плечами Ален. — Стоило ожидать от них и не такого. 
— Это... это... — Вайлет устало облокотилась спиной о дверцу шкафа и съехала вниз до положения сидя на корточках. — Я ожидала от девчонки чего угодно, но такое... 
Вайлет лукавила. Она вообще ничего не ожидала от Алины — этой несчастной жертвы обстоятельств. Этой маленькой, но высокой малышке, наивной в своем стремлении казаться одновременно и человеком, и азари. 
Пришло время — и Биби-землянке пришлось сделать свой выбор. Азари-человек столкнулась с тем, с чем сталкиваются многие подростки — необходимостью взрослеть. Убрать в сундук со всячиной блестящий фальшивый кинжал и распороть на тряпки зеленый костюм. Распрощаться с мечтой о полетах и твердо встать подошвами на земле. 
Выбросить старые игрушки. 
Например, фигурку суровой дамы-дознавателя. Кавалергардских габаритов и не умеющей произнести теплой фразы ни на одном из языков — хотя материлась Вайлет Блад на семи наречиях и в совершенстве. 
Никто никогда не спрашивает у игрушек, а хотят ли они отказываться от своих хозяев. Тех самых новых хозяев, в которых старые игрушки в кои-то веки заметили что-то способное их удивить. Тех, кому они готовы служить верой и правдой — если уж на что-то иное, кроме службы, претендовать не способны. 
У игрушек не спрашивают мнения. Их просто кладут в сундук. До следующего поколения. Беда в том, что игрушки тоже стареют — даже лежа в сундуке. Или выходят из моды. В любом случае, следующих молодых хозяев игрушки могут просто не дождаться. 
— Это азари, — Ален Мортимер вернул Вайлет в реальность. — Их генетическая память, их структура мировосприятия в корне отличается от человеческих. Можно вырастить и воспитать из сотни синеньких голопузых азаренышей сотню правильных, законопослушных граждан Ассмаблеи. И все равно все они останутся азари. Настанет день — и они вспомнят. Вспомнят себя как азари. 
Вайлет посмотрела на агента Комиссии. 
— Вы знали, что так произойдет? 
Ален кивнул: 
— Догадывался. Азари не меняются. 
— Азари не меняются, — Вайлет склонила голову. — Да, азари не меняются. Я знала об этом. Я сама об этом однажды ей и сказала. 
Ален поднял руку, придирчиво оценил маникюр на указательном пальце. Не отрывая взгляда от ногтя, произнес: 
— Наверное, вам следовало бы знать и о том, что тот, кто близок азари, подсознательно отвечает ей взаимностью. Сам того не сознавая. Может быть, считая, что он даже раздражен компанией голубокожей. Но ровно до тех пор, пока... 
— Пока... 

Вайлет опустила голову. 
«Пока игрушку не положат в сундук». 
Ален в лучших традициях средневековых казней уронил на шею полицейской остро отточенное лезвие гильотины: 
— Пока азари не посчитает, что должна отойти в сторону. К слову, Алина повела себя в высшей степени гуманно. Она заставила вас забыть о себе. Пусть и ненадолго, но это ей удалось. Будь вы с ней на постоянной связи, разрыв произошел бы куда жестче. 
— Забыть? — Вайлет подняла взгляд. 
— Конечно, — Ален продолжил. — Я даже знаю, как это произошло. Она же после того случая в отеле была контужена, да? 
Блад кивнула. 
— Значит, чувствовала себя ужасно, — сделал вывод Мортимер. — Наверняка хотела спать и чтобы ее оставили в покое. Ну и внушила это вам своими биотическими способностями. Вы и забыли на целый день, и не встреть я вас у метро, так бы и не вспомнили до возвращения домой. Мы давно уже знаем, что азари способны к манипулятивному воздействию. 
Полицейская не ответила, и темнокожий продолжил: 
— Считайте это послежизнью, Вайлет. Как народы Галактики пережили уничтожение сети ретрансляторов и потерю всех созданных или еще могущих быть созданными ИИ, так же и мы, люди, переживаем второе рождение. Беспомощные перед колдовством азари, просто видим, как заканчивается эта замечательная эпоха в нашей жизни — быть вместе с голубокожими космическими колдуньями. Это старт новой жизни, послежизни, Вайлет. Все только начинается. 
Полицейская покачала головой. Какую же дичь несет этот обладатель безупречного маникюра. 
— Не расстраивайтесь, детектив Блад, — улыбнулся Ален. — Каждый из нас, работающих с Дочерями Тессии, когда-то проходил через это. Я думаю, вы привыкните. 
Вайлет подняла взгляд. 
— Прир... — голос не слушался. — Кхм, привыкну? 
— Конечно, — темнокожий улыбнулся. — У вас будет еще много, очень много контактов с инопланетянами, а если захотите — то и с прекрасными азари. 
— Какие нахрен контакты здесь, на богом проклятой планете? — взорвалась Вайлет. 
Женщина отлично понимала, что после исчезновения Алины и, до кучи, доктора Пассанте, ни одной голубокожей космической колдуньи, ни одного представителя народа галактических эльфов, на Марсе не встретить. И уж конечно, не встретить ту, которую... которая действительно, на самом деле, впервые за чертову кучу лет стала интересна немолодому офицеру-дознавателю. 
— Как? — Ален оставил, наконец, свой маникюр в покое. Повернулся к Вайлет, и женщина чуть было не отшатнулась. То есть отшатнулась бы, не сиди на корточках, спиной о стену. 
В невзрачных глазах землянина было слишком много уверенности в ближайшем будущем другого человека. Слишком много, чтобы это не пугало. Но вместе с тем интгриговало — ах, как интриговало. 
А еще давало шанс. Крохотный, микроскопический, молекулярных размеров шанс повстречать еще раз ту самую позврослевшую девочку, что разочаровалась в мечтах о полетах и отложила в сундук свои детские игрушки. 
— Надеюсь, вы не думаете, — произнес Ален с напускной укоризной, — что я оставлю в этом красном гадюшнике такого замечательного потенциального коллегу? Потенциального агента Комиссии по этике? 

*** 

— Марианна Картэн, я полагаю? 
Звонящий не представился. Черт побери, да он даже не имел возможности позвонить на этот номер, глубоко личный, и потому совершенно секретный номер не зарегистрированного коммуникатора, который Марианна приобрела едва с неделю, и через который не сделала еще ни одного звонка. Это был ее черный ход. Один из путей для бегства — комиссар Картэн не без оснований считала, что фактически проваленное дело этой странной азари — начало конца ее, Марианны Картэн, карьеры. Не добавляло очков ей и спущенное на тормозах расследование убийства Кайла Бергера — все следы уходили в никуда, и даже труп в морге полицейского участка ничем не мог помочь. Наконец, Марианна не смогла уберечь двести восемьдесят петабайт информации от похищения этой чертовой военной разведкой землян. Проклятая «Бургундия» — больше некому! — взломала их корпоративные хранилища с легкостью, заставляющей задуматься о присутствии на борту искусственного интеллекта. А затем еще на нее наорала эта синекожая, будь прокляты в веках представители «великой и гуманной галактической цивилизации». 
Бред, кошмарный сон, несуразица и нереальность в полном объеме. Одно за другим и одно хуже другого. А тут еще кто-то узнал сверсекретный номер коммуникатора, за который пришлось отдать четыре месячных оклада. 
Словно сама Вселенная захотела, чтобы на Марианну Картэн упали все тридцать три несчастья. Словно само Мироздание решило, что все, харэ, хватит, девочка. Пора бы и честь знать... 
Она не хотела знать честь. 
Она хотела разобраться. 
Она хотела понять, что происходит. Почему ее доселе безупречная служба дала трещину в миллионах мест, и как остановить расползание этой проклятой трещины... 
— Я знаю, что вы меня слышите, — произнес голос в бусинке коммуникатора. — Я также знаю, что у вас... назовем это некоторыми временными трудностями карьерного плана. И, пожалуй, еще некоторое недопонимание общей картины происходящего. 
— Я слушаю, — сказала Марианна. 
— Замечательно, — произнес голос, но в нем было ни грана радости, что Марианна ответила, или вообще какой-либо эмоции. — Марианна Картэн, я хочу нанять вас для одного дела. Это взаимовыгодное сотрудничество: я получу утраченную информацию, а вы... Вы получити полную и прозрачную картину того, что произошло у вас под носом. Вас отрезали от информации, я знаю. И вы считаете это несправедливым. Я предлагаю восстановить справедливость. 
— Как соблазнительно, — съерничала Марианна. — Кто вы такой, черт вас дери? 
— Если вы сделаете правильный выбор, то я стану вашим нанимателем. 
— Я спрашиваю, как вас зовут! 
— У меня нет имени в привычном вам смысле. Зовите меня Наниматель. 

КОНЕЦ
Москва, 17.05.2013

----------
* Void — пустота (англ.)

Отредактировано. Докторъ Дре