Осколки

После этого она стала приходить к нему довольно часто. В течение дня она относилась к нему как обычно, но под покровом ночи он познавал страстную и ненасытную женщину, скрывавшуюся под холодной маской.

Он понимал, что его используют, но сил на то, чтобы сказать «нет» у него не было. Он жил ради ее прикосновений и, как-то сам того не заметив, позволил себе влюбиться. Если бы не это, все было бы настолько проще, настолько менее болезненно.

И все же возможность быть так близко к ней того стоила.

Внезапно его мысли оказываются прерванными шипением открывающейся двери. Подняв глаза, он встречается взглядом с женщиной, только что занимавшей его мысли. Оставшись сидеть на месте, он завороженно наблюдает за ее приближением, - каждое ее движение наполнено чувственной грацией. Подойдя, она наклоняется так, что их губы теперь разделяют каких-то несколько сантиметров, и внезапно замирает.

- Я думаю, нам… - бормочет он, пытаясь произнести слова, которые заставили бы ее остановиться, заставили бы ее развернуться и никогда больше не приходить к нему, никогда больше не причинять ему боль. Но ее присутствие лишает его воли, ее пьянящий запах заставляет покориться неизбежному.

Она хмурится, а затем закрывает глаза и, преодолев разделяющее их расстояние, резко прижимается губами к его губам. Она не любит, когда он разговаривает во время ее визитов, и эта необычная грубость, несомненно, является результатом его минутной слабости.

Она углубляет поцелуй, ее язык проскальзывает в его рот, и он вторит ей, подчиняясь установленному ею темпу. Вскоре этого ей становится мало, и она резким движением распахивает его рубашку, нуждаясь в ощущениях, даруемых ее ладонью на его груди. Сидя верхом на его бедрах, она позволяет ему расстегнуть свой топ, и он некоторое время просто наслаждается тем, что видит, а затем сдвигает в сторону ее бюстгальтер, открывая себе доступ к ожидающей его награде. Лаская одну ее грудь рукой, он берет затвердевший сосок другой в рот, посасывая и работая языком именно так, как она любит. Он все делает правильно, и она стонет и выгибается ему навстречу, начиная тереться промежностью о выпуклость у него между ног, возникшую в тот самый момент, когда она вошла.

Протянув руку, она расстегивает его штаны, а затем встает, чтобы снять свои собственные. Избавившись от лишней одежды, она вновь усаживается сверху, без колебаний принимая его внутрь себя. Как обычно, он позволяет ей задать темп, и неторопливые поначалу движения быстро набирают бешеную скорость.

Постепенно ее стоны становятся все громче, и он знает, что она приближается к оргазму. Она не нуждается в его помощи, однако он не может отказать себе в возможности скользнуть пальцами между их разгоряченными телами, коснуться ее в столь интимном месте. Его ласки ускоряют развязку, и она вскрикивает; впервые за этот вечер слова срываются с ее губ:

- О, Боже, Кайден, да! Ох, Кайден!

Звук ее голоса – все, что ему нужно, чтобы последовать за ней.

Едва только последние волны оргазма перестают сотрясать ее тело, она прячет лицо в изгибе его шеи. Чувствуя влагу на своей коже, он вдруг понимает, что она беззвучно плачет. Даже не глядя, он ощущает движение ее губ, слышит ее тихие слова: «Я люблю тебя».

На мгновение его сердце замирает, чтобы через секунду рассыпаться на осколки. Он мечтал услышать эти слова из ее уст, но сказаны они были не ему. Нет, признание предназначается другому мужчине - тому, кем ему никогда не удастся стать. Мужчине, с которым она никогда не сможет быть вместе. Мужчине, принесшему страшную жертву ради всеобщего блага. 

Молча он наблюдает, как она поспешно одевается и уходит, не бросив в его сторону даже взгляда. Лишь только когда дверь за ней закрывается, Джокер позволяет себе ответить, и полные муки слова слетают, наконец, с его губ:

- Я тоже люблю тебя, Шепард.

Отредактировано.SVS