Может ли мир умереть?

Планета была необитаема. Именно такое впечатление складывалось при взгляде из иллюминатора на бескрайние серо-оранжевые просторы, раскинувшиеся внизу. Широкие пятна океанов, будто затянутых желтоватой плёнкой, не меняли общей картины. Берега были изъедены рваными линиями бухт, глубоко в водную гладь вдавались рёбра мысов и полуостровов, подводных хребтов, которые раньше покоились на большой глубине. Океан медленно уступал свои права бескрайней пустыне.

Эта серая пустота поглотила всю цивилизацию дреллов: дороги, города, сёла, огни огромных мегаполисов… Всё исчезло ещё сотню лет назад, не выдержав глупости своих создателей. Когда корабль пролетал над ночной стороной планеты для плавного захода на посадку, внизу не было видно ни единой искорки, а ведь на старых снимках с орбиты «зоны жизни» Раханы сияли ярче, чем купольный город на Кахье, родине ханаров и новой земле дреллов. Точнее, воде, если говорить откровенно. Земли на Кахье как раз было меньше всего остального.

Главное поселение тоже не внушало никакого оптимизма. Всего нескольких сигнальных маяков и освещённая цепочка ведущей к космопорту дороги. Посадочные площадки располагались в семи километрах от города, чтобы снизить экологическую нагрузку на один из последних сопротивляющихся пустыне источников чистой воды. После всего, что пережила Рахана, местные дреллы относились к экологии с большим трепетом.

— И большущим опозданием, — проворчал я себе под нос, слушая занудный бубнеж ИИ-экскурсовода. Всё, что говорил этот приятный женский голос, я давно знал и так, благо новейшая история дреллов очень подробно преподавалась в ханарском учебном центре, будто постоянная поучительная напоминалочка на тему «Вот так делать нельзя! Так было неправильно!»

Можно ли винить цивилизацию в том, что, когда случился мощнейший технологический скачок, решающий одну старую проблему за другой, общество никак не могло насытиться предлагаемыми благами прогресса и выбрасывало в окружающую среду чудовищное количество отходов? Всё это закончилось только после ограниченного ядерного обмена, прозванного «Большой Ошибкой», поворотного момента нашей истории, после которого южное побережье крупнейшего материка Раханы превратилось в выжженную радиоактивную пустыню. Лишь тогда мировые лидеры слегка опомнились и начали пытаться как-то прекратить своё бесконечное соревнование, но локомотив уже не остановить. В крупных городах невозможно было выйти из дома без полноценного респиратора, для получения чистой воды приходилось строить многоуровневые фильтровальные станции, а уж про возрождение животного мира можно было забыть начисто. Природный баланс нарушился, а без того скудная растительность Раханы просто не могла переработать ТАКОЕ количество вредных веществ в воздухе. Города начали пустеть, тут и там возникали беспорядки, правительства шли на беспрецедентные меры по сотрудничеству и финансированию экологических программ, но было уже слишком поздно. Немногочисленные отсталые страны с более благоприятной природной обстановкой стали переполняться беженцами, которых просто не могли обеспечить жильём и работой. Степи и равнины полнились многочисленными самопальными посёлками, в которых дреллы пытались спастись от смрада городов и вырастить на найденных клочках незагрязнённой почвы хоть что-нибудь себе на пропитание. А потом…

— Ну, вот и ты! — Фагон широко расставил руки в приветственном жесте обнимания воздуха.

Довольно странно и приятно было видеть вживую этого переливающегося всеми цветами радуги дрелла. В масштабах галактики встретить друга по экстранет-переписке было довольно-таки трудно, особенно в нашем случае: я долго решался на то, чтобы улететь с Кахье, даже несмотря на то, что очень многие дреллы совершают сюда паломничество. Синдром Кепраля, угрожающий каждому, кто покидает налаженную экосистему Купола, всегда был где-то рядом после смерти отца.

— Фагон! — я раскинул ладони в стороны в ответ и благожелательно свистнул, слегка раздув шейный мешок.

— Пошли скорее! — он повёл меня в сторону от основного потока прибывших и приземистых широких прямоугольных машин с огромными колёсами, выстроенных в ангаре под залом ожидания местного космопорта. Хорошая отделка местных интерьеров, напоминающая современные терминалы на Кахье, меня приятно удивила. Я ожидал схода по лестничному трапу и каких-нибудь открытых машин, спаянных из труб. — Монорельс ждать не будет.

Мы с Фагоном удобно устроились в отделанном белыми пластиковыми панелями вагоне вместе с десятком дреллов, тремя волусами и одним турианцем. Я вспомнил, что видел немало волусов среди служащих космопорта и прибывающих пассажиров.

— Так ведь РКРП — волусское начинание, — Фагон ткнул в одну из эмблем Раханской Корпорации Развития Природы, которые были здесь налеплены практически повсюду.

Признаться, я был немало удивлён, когда выяснилось, что на нашей родной планете имеется связь через экстранет! На страницах истории современная Рахана затрагивалась поверхностно: говорилось лишь, что там остались те, кто пережил череду войн и кризисов, которая последовала за Эвакуацией. Фагон же убедил меня в том, что он, дрелл, выросший на РОДНОЙ планете, живет ничуть не хуже переселенцев. У них здесь был и экстранет, и все прочие блага Пространства Цитадели, принесённые вместе с инициативой РКРП по возрождению планеты. Фагон говорил, что ставить крест на Рахане ещё очень рано, и здесь нужны неравнодушные к своей родине дреллы.

Прилетев сюда, я всё ещё продолжал сомневаться, однако когда я увидел Город… Тут уже впору было восхищаться. Огромная каверна, наполовину естественная, наполовину выдолбленная в скале, надёжно защищала от песчаных бурь, а созданная РКРП радиационная защита и кинетический барьер над куполом позволяли чувствовать себя в полной безопасности. Самый центр пещеры занимал пологий насыпной «холм» с основными правительственными зданиями и службами, а вокруг раскинулась исполинская площадь, занятая рынками, магазинчиками, учебными центрами, развлекательными комплексами и кто знает, чем ещё? Ровные, вымощенные «улицы» расходились веерными лучами от холма, не давая площади принять вид трущоб. А на стенах… На уходящих ввысь стенах покачивались белые стяги и панели, отделяющие спальные места. Да, крохотные «квартирки» или, как их называл Фагон, «лежанки» были выдолблены прямо в породе. Они были соединены бесчётным числом верёвочных вертикальных винтовых лестниц, подвесных переходов, балок и мостиков. В каждой в зависимости от размера помещались спальные места для одного дрелла или целой семьи. Как объяснил Фагон, питаются и развлекаются местные жители внизу, на площади, а наверх забираются лишь ради сна, поэтому экономится очень много места.

— Здесь постоянно проживают целых тысяча семьсот дреллов! — хвастался он, пока мы пробирались к холму: мне нужно было зарегистрироваться. — Крупнейшее поселение на планете! Вон те тоннели ведут к производственным комплексам, а за теми воротами- защищ ённые барьером гидропонные фермы. У нас не было голода уже семнадцать циклов! Есть ещё десятка два похожих поселений, все неподалёку. То, что у нас ещё было в роли правительства тогда, заселило эти пещеры, здесь были источники чистой воды, укрытие… А РКРП вдохнула сюда новую жизнь! Технологии, торговля, связь! Ты не представляешь, сколько всего они для нас сделали!

Фагон говорил о совместном предприятии, созданном местным правительством и одним из волусских кланов с Ирунэ. В экстранете оказалось на удивление немало сведений об этом союзе, однако в СМИ на Кахье эта тема практически не поднималась. Паломники, которые периодически посещают нашу родину, рассказывали о ней мало, с неохотой, и всё, что они говорили, сводилось к несчастного вида пустыне и выживающим остаткам былой цивилизации.

Позже вечером, лёжа на подвешенном в стенной нише гамаке за растянутой белой тканью и слушая совместное пение, предваряющее наступление ночи и сна, я чувствовал странное единение с этим местом. Ещё недавно я разочаровывался унылому виду родной планеты, а сейчас ощущал, что хоть от местных дреллов остались очень немногие, они твёрдо намерены отстоять родной мир. Вечерняя традиция погашения огней и совместного выведения тонких звуков древних песен вселяла теплоту и уверенность. Мне впервые показалось, что здесь я часть чего-то большего, чего-то… родного.

 

Через несколько дней Фагон повёз меня по туристическому маршруту в Храм Прошлого, располагавшийся в более чем двухстах километрах от Города. Я уже знал, что здесь у них очень развита сеть быстрого челночного транспорта, доставляющего любопытствующих к интересным историческим местам и руинам.

По дороге Фагон уже в который раз рассказывал, что после выполнения первого этапа плана Корпорации Развития (развитие самообеспечения и инфраструктуры Города) следует привлечение на Рахану множества инвестиций в сферу производства и туризма. В РКРП считали, что увеличить бюджеты можно за счёт товарообмена на специфические местные изделия и организации качественного туристического бизнеса. Как оказалось, довольно немало жителей Пространства Цитадели были не прочь взглянуть на руины совсем недавно развитой цивилизации и посетить местные исторические памятники, да покататься по пустыне. Теперь сюда летело немало дреллов с Кахье, не говоря уже про всех остальных: в Городе я встретил много турианцев, азари и волусов. Было в таком подходе нечто немного кощунственное, но Фагон уверял, что ради инвестиций кое-какими принципами можно и поступиться.

Храм Прошлого был одним из самых главных пунктов туристической программы РКРП. В старые времена это полуподземное пирамидальное сооружение служило центром дреллской философии, где в тишине и покое, под тихие наставления служителя можно было окунуться в собственные хорошие и плохие воспоминания, переиначить старый опыт, стать мудрее и ближе к Истине. В сущности, подобных мест на Рахане когда-то было множество. Теперь же ближайший к городу Храм был переоборудован высокотехнологической голографической проекцией, создававшей вокруг центра сооружения очень реалистичные образы Эвакуации. Это должно было напоминать погружения дрелла в собственную идеальную память, попытка воспроизвести прошлое для тех, кто его никогда не видел. Разумеется, я ощутил это на себе.

Заграждения и «гуманитарные коридоры» ханаров… Бушующие толпы вокруг зон посадки. Крики, мольбы, паника, кровь на земле. Взрывы, нападения, дреллские авиационные звенья в воздухе — атака группировок, протестующих против вмешательства инопланетян в дела Раханы. Спокойный, но жёсткий ответ в виде сбитых боевых машин, появления механизированных отрядов и беспилотников, установивших бесполётную зону вокруг эвакуационных площадок. Бесконечные очереди, диверсии, резня в толпе. Утихающие волнения, появления целых временных лагерей вокруг периметров посадочных зон. Ханары не могли вывести всех, но пытались забрать как можно больше. Недели, месяцы, гуманитарная помощь, голод, теории заговора, годы… А когда ханарская экономика оказалась напряжена до предела и в их правительстве решили, что они больше не могут позволить себе тратить средства и время на спасение и так сопротивляющегося этому спасению народа… Вот тогда ханары ушли. С их сотнями кораблей они смогли забрать лишь крохотную частицу того бесконечного числа миллиардов дреллов, что осаждали зону эвакуации, мрачно взирали на «похищения инопланетян» издалека или же просто не могли добраться до «спасения». Когда механические батальоны ушли, а последние корабли оторвали посадочные опоры от песка, настал конец. Войны, противоречия и загубленная экология собрали кровавую жатву, и в конечном счёте остались лишь те, кто сумел укрыться в этих вот пещерах и кавернах в районе нынешнего Города и там дождаться помощи волусов, которые, в отличие от ханаров, пришли не забирать, а восстанавливать. Именно в таком свете всё представлялось на образах Храма Прошлого.

 

Я шёл по улице с высоко поднятой головой. Я шёл по улице, полный надежд и стремлений, в твёрдом убеждении остаться здесь и помогать РКРП восстановить мой родной мир. Мне казалось трусостью прятаться на водной планете ханаров, за куполом, в пределы которого настырно стучался синдром Кепраля. Прятаться на положении слуг, не имеющих права становиться политиками и обязанных проходить воинскую службу, чтобы в случае войны встретить врагов ханаров в первых рядах.

А потом появились тени, которые ударом по голове рассыпали вновь обретённую мечту на миллион искр. Теней было много, они били палками, таскали по пыльной земле, пинали, пока наконец не пришпилили меня за плечи прямо к рекламному плакату РКРП возле входа в промышленные тоннели.

Потом были лишь смутные образы: крики, возмущения, чьи-то грубые, строгие требования, тревожные приказы и сосредоточенные переговоры врачей в ярко освещённой операционной.

Очнулся я в светлой палате в медицинском центре на Холме. Всё тело разламывалось от боли, но куда более горьким стал разговор с турианским хирургом, который работал здесь по контракту с РКРП уже десять лет. Он спокойно выслушал меня, но потом рассказал, как здесь всё устроено. Моё возмущение тем, что до сих пор остаются смутьяны, которые вредят деятельности Корпорации Развития, он облил холодной водой информации про сотни крошечных общин, скитающихся по радиоактивным развалинам по всей Рахане. В отличие от освоенных окрестностей Города, они выживали в условиях, в которых выжить практически невозможно, но РКРП были не нужны полудикие племена из пустошей, для них было выгоднее и дешевле развивать местную инфраструктуру с помощью приезжих дреллов или наёмных специалистов из других рас. В пропаганде Корпорации Развития было много красивых слов, говорил турианец, но он-то хорошо видел со стороны, каков главный вектор развития. Всё как всегда в жестокой экономике: никакого безвозмедного альтруизма, только расчёт на прибыль. Волусский клан видел в Рахане прибыльный туристический рай, который при должном развитии и рекламе будет приносить стабильный доход. Также они разведали кое-что из местных остатков залежей тяжелых металлов на полюсах, и для их дешёвой разработки им как раз и требовались местные благодарные дреллы, а для развития Города и создания всех условий приезжали наёмные работники, вроде меня, которых и приглашать-то было не особо нужно. Фагон и ему подобные энтузиасты-активисты сами были рады привлечь на родину помощь с Кахье, и делали они это совершенно искренне.

— К сожалению, только так здесь и можно вести дела, — резюмировал турианец, равнодушно глядя на меня. — Оглянитесь: это умирающий мир. Что вы сделаете с миллионами километров бесплодной, загаженной пустыни и отравленным океаном? Подумайте, СКОЛЬКО нужно инвестиций вложить в это место. Не судите строго РКРП, они сделали хотя бы что-то, и неважно, с какими целями. И не судите тех ребят с улицы. Здесь полно местных протестующих групп, которые ненавидят деятельность корпорации и пытаются привести в окрестности Города побольше бедствующих групп из дальних селений.

Покидая Рахану, я размышлял над его словами, но никак не мог смириться с ними. Всегда есть другой путь. Нужно только откинуть пустые мечты и взглянуть на всё трезвым, но не равнодушным взглядом. Всегда есть ещё какой-то путь.