Карма. День четвертый. Воспоминание

Жанр: нео-нуар;

    Мнение о том, что Вселенная бесконечна, устоялось задолго до обнаружения ретрансляторов первыми обитателями Цитадели. Все, абсолютно все уже давно свыклись с этим фактом, но почему-то редко задумываются о следствиях, вытекающих из такого тезиса. Ведь если Вселенная бесконечна, то и число миров нескончаемо. А значит, они — все целиком или только их составляющие — дублируются. Тут работает то же правило, что и в числовом ряде — числа разные, но цифр всего десять… Получается, что отдельно взятая личность вовсе не уникальна: вполне возможно, что в иной Галактике существует индивид, выглядящий и разговаривающий, как ты; у него те же вкусы, те же привычки, та же судьба… Какой удар по самолюбию! Каждый из нас — не единственный в своем роде, а всего лишь дубликат, отличающийся, быть может, только серийным номером. Высшие силы (если они есть) штампуют нас, как зубные щетки, и рассортировывают по разным мирам. Не самая радужная картина мира, не так ли?

    Вот и здесь, на Омеге, мчась на аэрокаре, можно легко впасть в меланхолию, задумавшись над судьбами Вселенной, — этому способствуют мириады огней вывесок и окон, проносящихся мимо. Каждое из этих размытых пятен помнит что-то свое об этом месте и скрывает тайны, неизвестные большинству разумных обитателей станции.

    Турин смотрел в окно и наблюдал за этим цветным калейдоскопом, с неохотой отвлекаясь на разговор с Сириусом. Тот управлял аэрокаром и пребывал в возбужденном и весьма приподнятом настроении — вот оно, дело! То, к чему их компания готовилась на протяжении последней недели, а он сам, Сириус, кажется, весь год, сегодня наконец-то свершится! Молодой турианец всю жизнь мечтал о приключениях, авантюрах (желательно, незаконных) и вообще о чем-то романтичном, что бы дало ему возможность почувствовать себя пиратом, заправским партизаном, почти в одиночку ведущим борьбу с неизвестным, но очень опасным и гораздо более могущественным врагом. И вот, когда его мечта вот-вот осуществится, ему, видимо, просто необходимо поделиться с кем-то своими переполняющими душу и разум эмоциями. И, как назло, в соседнем кресле оказался Турин — плохой собеседник, но хороший слушатель (Сириусу всегда казалось, что молчание собеседника является показателем его заинтересованности и восхищения рассказчиком), на которого и вылились чувства турианца.

— Знаешь, мне всегда казалось, что нарушение закона, созданного кем-то, подвластным другому закону, — и не нарушение вовсе. То есть вот есть закон, по которому за кражу со взломом необходимо арестовывать, правильно? — Сириус даже не смотрел на сидящего рядом дрелла, он был увлечен собственным монологом и вождением транспортного средства.

    Несмотря на это, закончив реплику, он начал терпеливо ждать, когда собеседник отреагирует на его тираду. Турин заметил это не сразу, но, сообразив, что от него требуется, ответил коротко и ясно — именно так, как и рассчитывал новоиспеченный оратор:

— Угу.
— Правильно, — турианец был доволен тем, что его мысли нашли отклик в разуме собеседника, но останавливаться не собирался. — А кто этот закон придумал? Кто? Да такие же личности, как те, кто этот закон нарушает. То есть формально между судьями и нарушителями нет никакой разницы — первые не круче и не совершеннее вторых. Поэтому я не верю в этот закон. Ты как считаешь?

    На этот раз Турин был готов к ответу:

— Да, определенно.
— Вот видишь, и ты со мной согласен. Я верю в один-единственный закон: мы все рождаемся, а затем, пожив некоторое время — кто побольше, кто поменьше, азари вон вообще фиг знает сколько, — умираем. Кто этот закон придумал, а? Не знаешь? Вот и я не знаю. А есть что-то, что лучше и не знать: это выше нашего понимания, я так думаю. Вдруг этот закон, ну, о том, что все откидываются в конце концов, какое-нибудь огроменное древнее божество придумало и теперь сидит где-то наверху, невидимое такое, и наблюдает, чтобы мы тут все ласты рано или поздно склеили. И я не думаю, что ему понравится, когда оно узнает, что мы тут тысячу своих законов понапридумывали.

    Последние слова Сириуса заставили Турина вступить в диалог, уж больно ему не понравилось то, что его собеседник изволил высказать в заключительной части своей тирады.

— То есть ты считаешь, что исполняться должны только законы, данные свыше? А ты не думал, например, что это самое божество, создавая свой закон, не подразумевало то, что исполняться он будет не совсем естественным способом?
— Дружище, ты о чем? — Сириус, кажется, не ожидал ответной реплики Турина, которая не ограничивалась бы согласием с мнением турианца.
— Ты, наверное, думаешь, что твоему божеству было заранее известно о том, что мы не только от простуды и от старости умирать будем, но и свои собственные способы изобретем? Ты думаешь, что выстрелить кому-нибудь в голову из дробовика — это акт исполнения высшего закона? То есть этот твой бог следит только и исключительно за тем, чтобы мы тут дохли, как какие-нибудь ворка в навозных кучах, а как это происходит, его не волнует? Ну, если это и так, то лично за себя я не беспокоюсь, я просто исключительно законопослушный. Только тебе не кажется, что тебе будет не до закона, когда твою мать убьют у тебя перед глазами?
— Нет у меня никакого «моего божества», — испуганно и немного обиженно ответил Сириус. — Ты чего так завелся?
— Правильно. Нет. И не будет. И законов никаких нет. Ничего нет. Мы тут сами по себе, и от нас ничего не зависит. Печально это все, не так ли? — с этими словами Турин отвернулся к окну.

    Он сам не до конца понял, что толкнуло его вступить в спор с Сириусом. Возможно, его просто вывел из себя тот факт, что этот турианец, проторчав всю свою недолгую жизнь в барах этой клоаки, вдруг решил, что достоин рассуждать над такими серьезными материями, как судьба и смерть. «Что эта падаль знает о смерти?» — Турину вдруг стало тошно находиться рядом со своим подельником. Сейчас он жалел, что час назад, получив сообщение от Сириуса, оделся и вышел из дома, отправившись на это их «дело». Но, с другой стороны, что-нибудь противозаконное — это отличный отвлекающий фактор.
— Приехали, — осторожно сообщил Сириус, будто боясь рассердить Турина.

    Они вышли из аэрокара и направились в сторону «Порочной лазури» — местного клуба, знаменитого тем, что в нем работали, по словам Сириуса, «самые отвязные азари на этой станции». Работали, понятно, танцовщицами, но, впрочем, танцами их услуги никогда не ограничивались.

   Войдя внутрь, они направились в дальний конец зала — там за столиком их уже ждал Нафри.

— Сириус, дружище, кажется, ты обещал, что вы прибудете в четыре часа, — волус, очевидно, был недоволен их опозданием.
— Мы всего на пятнадцать минут опоздали! — Сириус не собирался выслушивать упреки еще и со стороны Дона.
— Да, вы опоздали на пятнадцать минут, и если бы ты, — он ткнул пальцем в турианца, — не был организатором, то это было бы простительно. Но, как мне казалось, и я думаю, что твой зеленокожий друг со мною согласится, ты как раз и организовал все это предприятие, а следовательно…
— Подожди-ка! — турианец не дал Нафри договорить. — Мне казалось, что ты сложил с меня полномочия организатора тогда, когда отверг наш план и предложил свой! Какой из меня, к черту, организатор, если я даже участия в создании плана не принимал?

    Волусу не понравилось, что его перебили, но он, чтобы не углублять конфликт, не поддался на провокацию и спокойно ответил:

— Ну, во-первых, меня никто не назначал руководителем, равно как и тебя никто не смещал с этого, так сказать, поста. Следовательно, ты как руководил процессом, так и руководишь. А насчет самого предприятия, я лишь выставил условия, на которых я отказывался работать по вашему старому плану и взамен предложил свой. Я не навязывал его, как и не навязывал свое участие в твоем — да-да, в твоем — предприятии. Я лишь приглашенный эксперт, если хотите…
— Ладно, хорошо, мы опоздали, и это целиком моя вина, но где, блин, остальные? Мы же не втроем на дело пойдем? Или я чего-то не догоняю? — только что проиграв в словесной баталии, Сириус тут же завел новую, надеясь выиграть хотя бы в ней.
— Мэллс в баре, Алекс за какими-то таблетками пошел, а наш кровожадный друг отошел в туалет. И все они, между прочим, прибыли сюда даже раньше меня.

    Сириус собирался ответить что-то в свое оправдание, но тут за столик сел, предварительно поздоровавшись с вновь прибывшими, только что вернувшийся Алекс. Он не собирался поддерживать разговор: сев за стол, человек достал из нагрудного кармана несколько капсул, закинул две в рот и запил стаканом воды, который он, видимо, только что взял в баре.

— Что это? — спросил Сириус, кивнув в сторону лежащих на столе оставшихся капсул. Алекс не торопился с ответом, он покрутил шеей, закрыл глаза на пару секунд, а после резко тряхнул головой — видимо, для того, чтобы закрепить эффект препарата, а может, и для пафоса. Совершив эту процедуру, он все же соизволил ответить:
— Это? Это убойная вещь, стимулятор просто колоссальной силы. Мне сказали, что его вроде как элкоры производят. Непонятно, правда, для чего элкорам стимуляторы, но вот для людей они определенно полезны — уносят вдаль просто!
— А ничего, что нам через полчаса на дело идти? Ты об этом подумал? — учительским тоном, словно отчитывая трудного подростка, спросил Нафри.
— Не беспокойся, он кратковременного действия. Я сейчас минут десять поторчу, а потом разом отпустит, — успокоил волуса Алекс.
— Ну смотри, а то все приготовления насмарку…

    Стимуляторы. Разумным существам все время необходимо что-то, стимулирующее их развиваться, плодиться, жить… Почему-то, несмотря на обладание разумом, мы не можем сами решиться на какой-либо поступок. Нам нужна мотивация. Нам нужен стимул. Нам нужно оправдание собственного бессилия. Как древние племена придумывали себе богов, чтобы объяснить природные явления, так и мы придумываем себе различные проблемы и препятствия, чтобы найти оправдание своим неудачам. Никто не хочет быть проигравшим. Но и победителями рождаются далеко не все…

    Да, победителем, пожалуй, надо родиться. Научиться побеждать так же невозможно, как научиться целоваться — нужно просто брать и делать, а не искать советы в экстранете. Да и кто там, в этом самом экстранете, способен дать ответ? Именно там и обитают самые большие лузеры, которые, поняв, что сами ничего не добьются, начинают учить других. Есть такая старая-престарая книжка — «Как перестать беспокоиться и начать жить». Турин знал ответ. За свою недолгую жизнь он понял, как ему казалось, главную истину, в которой заключался ответ на вопрос, поставленный в заглавии той самой книжки. Турин знал этот ответ.

    Никак.


    Одна из теней направилась в их сторону. Когда тень исчезла, а субъект, отбрасывающий ее, появился в поле зрения пары, оказалось, что это был человек — здоровенный амбал с короткой стрижкой. Оглядев их своими маленькими глазками, он с добродушной, насколько это было возможно с учетом его внешности, улыбкой обратился к Турину:

— Браток, там товарищу моему плохо. Песка нанюхался, волосы на себе рвет, все никак не успокоится. Поможешь, а?

    Турин посмотрел на нее — она ободряюще улыбнулась ему. Еще несколько минут поглядев в эти бездонные глаза, он повернулся к человеку и сказал:

— Ну пойдем посмотрим, может, чем и помогу.

    Амбал повел его вглубь переулка, попутно продолжая описывать интимные подробности происшествия:

— Представляешь, купили, значит, песок этот, цена мизерная, продавец сказал, что качество жуть какое — закачаешься, короче. Так мы думали все на троих поделить, а он взял и снюхал все сам, прикинь?

    Турин почти не слушал его, мыслями он был уже в теплой постели с ней в обнимку. Обернувшись, он увидел, что она неторопливым шагом следует за ними. На секунду он вдруг подумал: «Но ведь ни одна из теней не дергалась». Свернув за поворот, он увидел, что напротив них стояли двое — саларианец с грязной повязкой на глазу и батарианец. Во внешности батарианца Турина сразу привлекла какая-то деталь, и первое время он никак не мог понять, что же это. Только спустя несколько  секунд он вдруг понял, что же его смутило в батарианце: он держал в руке пистолет, и пистолет этот был направлен прямо на дрелла.

    «Нужно бежать, нужно предупредить ее… Отпусти! Отпусти меня! Как бы укусить его за руку! Нет, пусть она развернется, пусть она решит подождать меня там, пожалуйста! Пусть она развернется…»

    Она не развернулась. Когда она зашла в переулок, Турин был обездвижен: амбал крепко держал его и к тому же зажал ему рот. Батарианец так же стоял на своем месте, а одноглазый саларианец притаился за углом и находился вне поля ее зрения. Как только она поравнялась с ним и успела осознать происходящее, он, не дожидаясь, пока она закричит, сильным ударом в челюсть свалил ее на пол.

    «Нет, не надо, за что?! Не трогайте ее, она же… Она… Она же не сделала ничего… Я же не сделал ничего! За что?!»

    Наклонившись над ней, саларианец провел своей рукой по ее лицу, мерзко улыбнулся и принялся стягивать ее джинсы. Она несколько раз царапнула его по лицу, целясь в единственный глаз. Саларианец, грубо отведя ее руки в сторону, достал нож и полоснул ее по ноге. Штанина разошлась и на полу образовалось небольшое красное пятно.

    «ПОЖАЛУЙСТА… ПУСТЬ ОН ПРЕКРАТИТ…»

    Отбросив нож в сторону, саларианец стянул джинсы до конца. Она еще сопротивлялась, в ответ он с силой провел рукой по порезу и сжал его. По переулку пронесся крик.

    «ХВАТИТ…»

    Еще раз ударив ее по лицу, саларианец схватил ее за воротник футболки и резким движением разорвал ее.

    «НЕТ!»

    Турин извернулся и попытался освободиться из плена. Его резкие движения заставили человека ослабить хватку, что дало дреллу возможность укусить  амбала за палец. Турин крепко стиснул зубы и почувствовал, как его рот наполняется кровью. Державший его человек оттолкнул дрелла, и тот повалился на пол. Вскочив, он приготовился рвать, кусать, забивать до смерти это животное. Развернувшись, он уже приготовился нанести удар, но саларианец опередил его. Подобрав свой нож, он полоснул дрелла по руке, а затем несколько раз ударил по лицу. Турин пошатнулся и почувствовал глухой удар по затылку — это батарианец, поспешив на помощь своему товарищу, ударил противника рукояткой пистолета по голове. Дрелл упал, опершись о пол руками. Саларианец ударил его по голове — на этот раз ногой — и, убедившись, что теперь Турин не представляет никакой опасности, склонился над ним и с поразительной для своего хрупкого тела легкостью отсек ему два пальца.

    Кровь залила пол, рука трепыхалась от боли, но эту боль, кажется, ощущала только рука, которая сейчас отделилась от Турина и являлась отдельным существом. Турин же не чувствовал ничего.

    «Он порвал ее футболку…»

    Человек схватил дрелла и, оттащив в сторону, остался рядом с ним, видимо, чтобы предотвратить возможные попытки сопротивления, а двое остальных набросились на нее в порыве животных инстинктов. У Турина все расплывалось перед глазами, он уже почти ничего не осознавал: видимо, второй удар по голове повлек за собой сотрясение. Из обрубков пальцев продолжала сочиться кровь, и какое-то время Турин безучастно наблюдал за ней. Только одна мысль повторялась в его голове:

    «Он порвал ее футболку…»

    Это продолжалось, кажется, уже не один десяток часов. Вдруг Турин увидел, что саларианец с человеком удаляются. «А где же третий? Их было трое», — в бреду он, кажется, забыл все остальные детали произошедшего. А третий в это время стоял прямо перед Турином. Несколько секунд посмотрев на дрелла, он развернул его обмякшее тело лицом к себе, криво усмехнулся и, прицелившись, сделал выстрел.

    «Пожалуйста, пусть они прекратят… Она не виновата… И я тоже не виноват. За что меня так? За что нас так?» — Турин постепенно закрывал глаза и проваливался в небытие…


    Он сидел за столиком в клубе. Все остальные сидели напротив него и испуганно, будто он сейчас взорвется, наблюдали. Видимо, воспоминание захватило его надолго, иначе они могли бы и не заметить.

    «Как же теперь все это объяснить?» — подумал дрелл. Ему не хотелось в преддверии предстоящего преступления изливать душу перед этими кретинами.

— Турин, ты… Ты чего? — с испугом спросил Сириус.
— Да нет, ничего. Просто задумался, — отговорка, конечно, так себе, но сейчас сойдет и такая. — Так о чем мы говорили?