Глава ХII: «Огненная земля»
Оглядев в последний раз то, что осталось от моего корабля, я, проклиная людей, положил руку на рычаг, контролировавший захваты. Глубокий вдох... выдох... Это нужно сделать, сейчас или никогда.
Я прошептал: «Гарил-ток-крел», — и решительно дернул за рычаг.
Захваты отпустили крепления, и механизм швырнул истребитель вниз. Хотя после бешеных кувырканий в воздухе я уже не был уверен, где здесь верх, а где низ.
То, как ремни безопасности больно сдавили грудь, чувствовалось даже сквозь ткань пилотского скафандра. Желудок, да и остальные внутренности, изъявили настойчивое желание покинуть мое тело — создалось ощущение, будто все внутри поднимается к самому горлу.
Я почти не видел бешеной мешанины красок, проносившейся за стеклом колпака кабины, мой взгляд был прикован к голограммам на панели управления: цифры на альтиметре стремительно сменяли друг друга, показатель положения бешено вращался то в одну, то в другую сторону. На дисплее внутри шлема замигал аварийный значок синего цвета, а новый ВИ, на этот раз самого истребителя, также сухо озвучивал все предупреждения, будто я сам не знал, что лечу прямо к Селмаксу в пасть.
Было страшно. Действительно страшно. Падение с огромной высоты в тонкой скорлупке, которая может развалиться в любой момент, не шло ни в какое сравнение с критическими ситуациями в БИЦ «Кабрана» *8 . Паника медленно расползалась откуда-то из сердца, парализуя кончики пальцев, и трудно было даже вдохнуть.
— Спокойно, Вакариан. УСПОКОЙСЯ, грязный потомок Гимса*1! У тебя ещё есть время! — кричал инструктор. — Да вижу я, что двигатель твой селмаксов дымиться! Сбрасывай левый бак, отключай насос. А теперь разворот на сорок и заходи на посадку! Соберись! Может ты и траханый ворка, пулусов наводчик больших пушек, но сейчас ты на МОИХ КУРСАХ, так что закрой свою вонючую пасть и делай так, как я сказал!
Инструктор Пимерус... Его голос до сих пор звенел в ушах так, будто прямо сейчас один из самых суровых преподавателей ВТВА*21 разорялся на курсанта, запаниковавшего в кабине истребителя. Тогда я справился. Справлюсь и сейчас.
— Отключить тревогу! — рявкнул я.
Потянулся было к основной рукоятке управления, ОРУ, но оказалось, что сделать это не так-то просто. Я уже забыл, как тяжело даже поднять руку при таких перегрузках: к кистям словно привязали по тяжеленому металлическому шару для игры в кридис*2. И ладно бы ещё тяжесть, но руки дрожали, и казалось, что рукоятка прыгает из стороны в сторону.
Как раз когда я все-таки сумел схватить ОРУ, компьютер отключил тревогу и запросил дальнейших указаний.
— Доклад о количестве топлива и координаты, немедленно!
Я рванул рукоятку вверх, а другой рукой включил нижние маневровые двигатели, обычно использующиеся для вертикальной посадки.
— Основной и запасной баки заполнены на пятьдесят процентов. Местонахождение: седьмой квадрат, двадцать девятый сектор, две с половиной тысячи километров над городом Арайс.
Понятно. Значит я неподалеку от войск «Взора Фосила» — именно он не смог взлететь при эвакуации. Нужно во что бы то ни стало попасть туда. Но для начала хотя бы не разбиться.
Истребитель наконец-то выровнялся и лег на плавное скольжение, но мне пришлось претерпеть несколько неприятных минут, настраивая двигатели и траекторию. Бросив взгляд на альтиметр, я увидел, что до земли осталась всего тысяча метров.
Справился...
Теперь можно было вздохнуть свободнее. Я откинулся на спинку кресла и взглянул вниз. Истребитель облетал Арайс по южной окраине — нужно было пролететь через весь город, чтобы приземлиться возле «Взора Фосила».
Почти не видно разрушений: ни подпалин на стенах домов, ни следов от пуль и снарядов — такие детали были слишком мелкими для такой высоты. Крыши были целые, виднелись небольшие участки зелени, вместо дорог не было провалов. Вот только... пусто. Никакого движения, будто все жители взяли и ушли. Нет, если приглядеться, то детали легко замечались: огромная дыра в стене небоскреба, почерневшая от копоти воронка на месте заправки... но это лишь потому, что я видел, как наносились эти раны. Если бы это был другой город, я бы и не догадался, что шла война, глядя с высоты в тысячу метров. Для этого нужно было спуститься ниже, и тут бы сразу дали о себе знать все пули и снаряды, осколки и копоть. Остовы машин и боевой техники на улицах, кое-где неубранные тела...
Было ли мне жаль этих людей, которых война застала прямо посреди бытовой повседневности? Скорее нет, чем да. Они были чем-то абстрактным и далеким. Всего лишь цели на голографической панораме в БИЦ крейсера. А если вспомнить рассказ Калама о госпитале, то жалеть их точно не стоило. Однако изменится ли что-нибудь теперь, когда я воочию увижу все «прелести» войны? Может быть, сорвусь так же, как Сакариан?
Созерцание окрестностей было прервано тревожным писком радара. Сверху что-то приближалось, и оно явно не было спасителем в лице форз-офицера Пирле с его фрегатом.
Времени лететь к «Взору Фосила» не было. Спускались явно по мою душу, ведь истребитель был здесь как на ладони.
— Два истребителя противника класса Р-4, — доложил ВИ. — Дистанция сто шестьдесят километров, время захода в зону поражения: две минуты.
Вступить в бой? Селмаксов бред. Может, я и умею пилотировать, но сражаться против превосходящего и в качестве и в количество противника — вряд ли. Если только не хочу оказаться в гостях у Паракала, духа смерти. Сколько раз за эту войну я уже успел заглянуть в серые, холодные глаза обладателя темно-синей робы из шкуры картуониса? В детстве меня и брата Баркуса, дедушка часто пугал историями о Паракале, которые, как потом выяснилось, он брал из Сборника Нти*3. Торжественный голос деда, вещающий в темноте, освещаемой лишь костром во внутреннем дворе его загородного дома на Инвиктусе, завораживал, заставляя поверить, но когда я сам добрался до Сборника и прочитал, то навсегда послал к Селмаксу не только веру в Духов, но и все другие религии, хоть саларианские, хоть азарийские, хоть ханарские. Однако образ Смерти для меня по-прежнему носил внешность Паракала. Это как азарийская Старуха-матриарх*4.
Хм... возможно среди человеческих пилотов и нашелся бы желающий подискутировать в воздухе с врагом о тонкостях религии, но пора уже удирать.
Я приметил внизу подходящее место для посадки и опустил рукоять, одновременно сбавляя тягу главного двигателя. Садиться предстояло на крышу одного из жилых домов, потому что поблизости не было видно ни одной площадки, свободной от какого-нибудь брошенного или покалеченного транспорта, и не было ни времени, ни умения примериваться для посадки на узкую улочку. Это был окраинный район, сплошь застроенный жилыми домами.
ВИ снова выдал предупреждение. На этот раз об облучении сканерами наведения. Бросив повторный взгляд на радар, я выругался и отправил истребитель в ещё более отвесное пике. Двигатель неприятно взвыл — ему и так досталась от нагрузки во время падения и «карусели».
Я никак не ожидал, что человеческие истребители окажутся близко так быстро, а ВИ неверно оценил их скорость. Видимо, эти машины на тот момент выжали из своих ядер не всю мощность, а я полагал, что времени достаточно. Вот что значит полное отсутствие опыта боевых вылетов у одного кирд-офицера, возомнившего себя пилотом...
В меня уже летели две ракеты дальнего радиуса действия, но я ещё не успел испугаться, когда умница-ВИ выпустил ловушки. Система наведения людей не смогла справиться, и сзади полыхнуло пламя.
— Главное сесть, пока не подошли ближе... — пробормотал я себе под нос, лихорадочно задавая последовательность курсов на посадку. Если я не успею, то заговорят пушки, и тут уж мне точно не увернуться.
Как ни странно, после взрыва ракет страх ушел, и осталось лишь напряжение, осознание того, что если я не успею, случиться нечто плохое. А что именно — неизвестно. Позже мне определенно понравится этот самообман, но сейчас существовала лишь рукоять управления и панель прокладки курсов на белой голограмме справа. А ещё стремительно приближающийся пенобетон крыши...
— Выпустить опоры! — в последний момент вспомнил я, но ВИ — хвала его создателям — уже сам сделал это. До чего же умная техника!
Сказать, что приземление было плавным, значит сильно себе польстить. Истребитель заходил на посадку не вертикально, поэтому, когда опоры ударились о покрытие, машину сначала подбросило, а затем по инерции поволокло к краю крыши.
Перед глазами промелькнуло вечно перекошенное лицо инструктора Пимеруса, и я, что было силы, потянул рукоять назад. Где-то по бокам от кабины ударили вперед короткие раскаленные струи передних маневровых двигателей, а первая центральная опора уперлась в бетонный «бортик». Я почувствовал, как поднимается задняя часть, и уже прикидывал, каково будет лететь вниз в перекувыркнувшемся истребителе, но к счастью он, наконец, замер.
Почти секунду после этого я намеревался откинуться назад в кресле и просидеть так минут десять, унимая дрожь в руках, но тут же вспомнил о том, что с неба пикируют две «птицы» и их цель — накормить своего «блудного детеныша» вольфрамом.
Колпак кабины полетел вперед, подчиняясь аварийному рычагу, и, судя по грохоту, разбил стекло какой-то брошенной машины в переулке, а я, успев лишь схватить сумку с РЗ05 — набором для выживания пилота на земле, в случае непредвиденных обстоятельств — спрыгнул на серый и пыльный, местами потрескавшийся сверху, пенобетон крыши.
Поднырнув под стабилизатор истребителя, я заметил на другом конце крыши приземистое возвышение и люк на его скате — очевидно, это был выход на лестницу.
Рискнув бросить взгляд в небо, я тут же припустил вперед со всей скоростью, на какую был способен. Пожалуй, даже Вирнус в учебке не смог бы заставить меня бежать так быстро, что произошедшее запомнилось лишь отрывками, образами:
Свист пикирующих истребителей... два хищных силуэта в небе... удары подошв о пенобетон... срывающееся дыхание... распахнутый люк с царапиной на днище... дыра под ним... прыжок... темнота...
Не знаю, как я не сломал шею или руки, ныряя в люк вниз головой, но первый же залп, произошедший как раз в этот момент, так сильно ударил по ушам, что остальные выстрелы казались чем-то вроде града по крыше. Шумовые фильтры не сработали — скафандр не был настроен. Уже оглушенный, я встретился плечами и головой с какими-то металлическими ящиками, которыми здесь все было заставлено. Рифленый металл оказался очень жестким, и, кувыркнувшись набок, я свалился с них на пол. И тут начался тот самый «град».
Сплошной завесой взметнулась желтоватая пыль, а стена рядом просто обвалилась... Это было последним, что я видел перед Темнотой...
...
Пыль и песок... от них слезились глаза, они хрустели на зубах, но меня сейчас больше заботили чужие руки на моем гребне. Они не давали поднять голову, они тыкали меня лицом в песок.
— Будешь ещё говорить такое, а?! — шипят мне на ухо.
— Буду! — огрызаюсь, отплевываясь. Бесполезно, в рот тут же попадает ещё больше песка, но я ору во все горло: — Иди ты к Селмаксу!
— Армус, что за выражения? — раздается возмущенный голос отца, откуда-то со стороны двери. Видимо, он что-то услышал и вышел посмотреть. Однако, прежде чем увидеть, услышал мой возглас. — О, Духи, что вы здесь устроили?! Баркус, немедленно отпусти его!
— Он сказал... — начинает было оправдываться брат, но сильные руки отца оттаскивают его за задний костяной воротник.
— Вы вообще не должны драться! — строго, но тихо произнес отец, когда я поднялся с земли и мрачно уставился на брата, отряхивая одежду. — Что бы ни случилось, вы не должны драться! Сколько раз вам ещё повторять? Вы братья!
Ну да, братья... во всей вселенной не найти двух настолько непримиримых врагов. Отношения со старшим братом у меня не заладились ещё с тех самых пор, как мы «познакомились». Мы были слишком разные. Мы по-разному смотрели абсолютно на все: от выбора еды до веры в Духов. Баркус терпеть не мог, когда я перечил ему, а перечил я частенько...
Вот и сейчас, когда мы спорили во дворе дедушкиного дома о Духах, я заявил, что их вовсе не существует, и что все это выдумки. Баркус же так не считал. Он по-настоящему проникался рассказами деда и считал, что Духов нельзя оскорблять. Потребовал, чтобы я извинился, но когда увидел, что я показываю ему правый коготь*5, пришел в ярость и полез в драку. Физически он был сильнее меня — неудивительно с разницей в возрасте в пять лет — но иногда я даже умудрялся дать неплохой сдачи перед неизбежным падением.
Вот и сейчас он мрачно потирал одну из лобных пластин, вперив в меня ненавистный взгляд.
— Ну и что на этот раз произошло? — поинтересовался отец. Он никогда не кричал и не ругался, но от этого тихого холодного тона становилось не по себе куда сильнее. Его пронзительные глаза редкого красного цвета в такие моменты всегда смотрели жестко и сурово, челюстные пластины были крепко прижаты к скулам, и даже синий узор на лице, казалось, вторил глазам, становясь величественнее.
Услышав ответ, он лишь покачал головой, укоризненно вздернув челюстные пластины.
— И это, по-вашему, повод для драки?
— Я и не собирался с ним драться, — ответил я, украдкой снова показав Баркусу правый коготь.
— Я не позволю ему говорить такое! — тут же снова рассвирепел брат. Он сделал было шаг ко мне, но наткнулся на железную руку отца. — Дедушка врать не может! И Духи будут злы на него, а заодно и на меня, потому что я не вступился.
— Послушай, Баркус, каждый сам волен выбирать, во что ему верить, — голос отца уже не был таким холодным. — Ты веришь в Духов, а Армус в философию азари...
— Я не верю в их философию! — тут же возразил я. — Я...
— Это не важно, — поморщился отец. — Ты можешь верить, во что хочешь, и здесь я не могу тебе указывать.
— Нет, можешь! — возмутился Баркус. — Ты же сам веришь в Духов!
— Это не значит, что я могу кого-то заставлять в них верить. Твоя мать, например, каждый месяц приносит небольшой дар Атамэ в их храм здесь, на Инвиктусе.
Брат пропустил эти слова мимо ушей. Сказать что-то о маме он не мог — и правильно. И с его точки зрения вовсе не из уважения, как сделал бы я, а потому что так было нужно. Баркус — турианец правил. Он никогда не пойдет поперек заведенных порядков.
— Ты всегда поддерживаешь только его! — обиженно заявил он. — Потому что он младше, потому что он слабак!
— Ты сам прекрасно знаешь, что это неправда, — спокойно парировал отец. — Баркус, тебе нужно научиться принимать чужое мнение. Через три года, когда тебе исполнится пятнадцать, ты отправишься в Учебный Корпус*22. И там могут оказаться новобранцы, которые будут с тобой несогласны. Ты не всегда будешь способен решить вопрос силой и встретишь духа проблем, Пулуса, ещё много раз.
— Нужно жить по правилам, — ответил Баркус, твердо посмотрев снизу вверх прямо в суровые красные глаза. — И в Учебном Корпусе все будут вынуждены слушать меня, потому что я всегда придерживаюсь порядка!
— Правила и порядок — это очень хорошо, но и они придут тебе на помощь не всегда, — покачал головой отец, опускаясь рядом с ним на одно колено.
— Нет, всегда! И мои дети будут делать только то, что я им скажу!
Баркус больше не мог продолжать перепалку, так как начал бы противоречить сам себе, споря с отцом, а это было для него недопустимо, поэтому он просто ушел в дом.
Поправив полы короткой сетчатой накидки, которую он носил дома, отец повернулся ко мне.
— Ну а ты? Ты-то о чем думал? Неужели за столько лет не смог хорошо узнать своего брата?
— Ну а чего он...
— Не перекладывай ответственность! — голос отца вновь стал тише. — Всегда умей отвечать за себя! Я уверен, что и ты в выражениях не стеснялся. Верно?
— Я... да, — повесив голову, я сцепил кончики когтей. — Я сказал ему...
— Не важно, что ты сказал. Важно, чтобы больше ты этого не делал. Я знаю, ты бунтарь, и все делаешь по своему, но представь, что было бы, если бы подобное о Духах услышал твой дедушка?
Дедушка... Старый, но ещё очень даже крепкий и удивительно широкоплечий для своей профессии Армикара*6, дед был непререкаемым авторитетом для всех. Он веровал в Духов очень сильно и... странно даже представить, какое пулусово наказание дед мог придумать. Например, заставил бы весь день читать молитву Пиморесу, духу спокойствия, стоя на коленях на крыльце. Нет, я любил дедушку, он был по-своему добр и баловал нас с братом, когда отец привозил нас сюда на несколько дней, но все же я был рад, что мы живем в городе, а не здесь, с ним.
Стоило опасаться того, что Баркус все расскажет, но это тоже было против правил. Это не преступление, и он сам это знает, а значит, и сдавать нельзя. Баркус будет злиться, но молчать. Однако отец был полностью прав сейчас: ну зачем же лезть на рожон? Если так уж вышло, что мой брат селмаксов упертый пурасан, то лучше с ним вообще поменьше общаться.
Я вздохнул. Но ведь не получиться поменьше...
— Прости, я понял, — кивнул я. — Я буду осторожнее.
— Уже лучше. А мне пора. Через три часа прилетит Сик. Помнишь, Сика? Я хочу встретить его в космопорту.
Да, я помнил кирд-офицера Ала Сика. Он был папиным другом по Учебному Корпусу. И, несмотря на то, что Гобд Вакариан теперь занимался проектированием, а Сик подался в ВКС, они периодически встречались во время увольнительных Ала. Мама его не любила: говорила, что после этих встреч отцу вечно приходиться оставлять у нас ночевать «это вонючее нажравшееся тело».
А вот мне Сик нравился. Он был веселый, постоянно шутил и часто рассказывал про боевые дежурства на границах Иерархии, про свой огромный корабль, крейсер «Курид»*7. Однажды он даже взял меня на шаттле, посмотреть на него на орбите Инвиктуса. Никогда не забуду тот восторг и восхищение, которые я испытывал при виде строгих сеченых конструкций и серого корпуса стального цвета, с красными полосами на тех боковых штуках... не помню, как Сик называл их.
Когда-нибудь у меня будет свой крейсер...
...
Голова просто раскалывалась на куски. Казалось, что внутри спрятан вулкан, вот-вот готовый разверзнуться, а оранжево-зеленоватые лучи, пробивающиеся сквозь слой пыли на забрале шлема, только раздражали глаза, и от этого голова болела ещё сильнее.
Мне юртаксово*14 повезло, что шлем вообще был на моей голове. Иначе здесь бы давно лежал бездыханный труп с расколотым черепом.
Когда я наконец-то понял, где нахожусь и как сюда попал, то первым делом отвернул голову в другую сторону. Там была лишь стена, но зато лучи заходящего светила не будут бить по глазам...
Стоп! Заходящего?!
Не обращая внимания на боль, я резко сел, опираясь руками на ближайший контейнер, и повернулся назад. По идее, там должна была быть стена, но сейчас она, очевидно, лежала где-то внизу в виде обломков. Пыль уже успела улечься, поэтому можно было полностью оценить масштаб разрушений: большая часть нескольких верхних этажей просто отсутствовала, словно её срезало исполинским ножом. Нет, не ножом — зубилом. Вместе с моим истребителем люди перемололи на мелкие куски большую часть крыши, стены и перекрытия: видимо начали вести огонь издалека и имели избыток боеприпасов, что неудивительно — эйфория от победы в космосе. Кое-где с остатков стен свисали куски пенобетона, удерживаемые лишь арматурой. Парой этажей ниже всё было засыпано обломками, а здание напротив также пострадало: ударной волной были выбиты большинство окон.
А все это освещали лучи... да, заходящего солнца. Но когда «Кабран»*9 *10 начал терпеть крушение, было лишь три часа дня — слишком рано для заката. Я активировал инструментрон...
— Дерьмо Пулуса!
Часы показывали семь вечера. Я провалялся в отключке несколько часов, и это была абсолютно непозволительная потеря времени. Атака людей уже могла начаться, и к «Взору Фосила» либо было не пробиться, либо их уже уничтожили орбитальным ударом.
Я прислушался, но не услышал отголосков крупного сражения, хотя в пустом городе звук должен был разноситься очень далеко. Это означало, что либо все уже закончилось, либо ещё не началось. И, к сожалению, вероятнее первое. Войсковой транспорт был слишком крупной мишенью, чтобы не попасть по ней с орбиты.
На текстовой линии царила пустота. При попытке выйти на связь, появился треугольный вращающийся значок синего цвета. Это означало, что сообщение находится в режиме отправки, и никто его не получил.
Стандартные частоты были либо забиты помехами, либо молчали. Оно и понятно: транслировать сигнал от меня с орбиты больше некому, а пробиться куда-либо напрямую с мощностью моего передатчика нечего и думать.
Сдернув шлем с головы, я устало подпер руками подбородок и уставился на испещренную мелкими осколками стену здания напротив.
Слабый, мягкотелый барка-мал... Это же надо было пролежать в отключке столько времени и потерять свой шанс на спасение, количество которых и так стремилось к нулю после крушения «Кабрана». Первые же шаги вне безопасного БИЦ «Кабрана», и я уже влип в болото Селмакса по самые челюстные пластины. Калам бы никогда...
«Прекрати, — я устало потер лоб, заглушая пораженческий настрой. — Можно подумать, Калам не наделал бы ошибок на мостике крейсера. Если так и сидеть здесь, жалея себя, можно дождаться либо спасения, что вряд ли, либо смерти. Нужно что-то делать».
Вот только что? Давай же, Вакариан, думай, думай... «Если ситуация кажется безнадежной, нужно ещё раз оценить позицию и обдумать положение. Выход есть всегда», — вспомнился одиннадцатый пункт «Боевого духа»*11. Этим и нужно заняться. Итак, что я имею? Скафандр, сумку с самым необходимым и город, который либо уже полон врагами, либо станет таковым через некоторое время. Также неизвестно, что со «Взором Фосила». В первую очередь нужно избавиться ото всех переменных и оставить лишь константы. И надеяться, что уравнение сложится в мою пользу.
Я посмотрел на высокий силуэт в небе, и по губным пластинам расплылась улыбка.
Все-таки тот, кто составлял эти правила, был селмаксово умным, как Орлимус*17.
Единственный небоскреб в Арайсе можно использовать как наблюдательный пункт и сразу понять план действий: прорываться к своим или покидать город.
— Надеюсь, крипты*12 мобильники*13, что вы ещё живы, — произнес я, поднимаясь с контейнера. Голова тут же отозвалась очередным «выстрелом», но уже не таким сильным.
Оглядев свой серый скафандр с красными полосами на плечах, я пришел к выводу, что при первой же возможности стоит сменить его на что-то другое. Это было облачение пилотов, не предназначенное для боя, а под ним, вместо нательной подкладки, был мой офицерский мундир. Из-за этого скафандр жал в нескольких местах и не совсем справлялся с системой климат-контроля. Становилось жарковато, поэтому сначала я снял скафандр, избавился от мундира и одел его снова, уже на голое тело.
Так-то лучше.
Сумка с РЗ05 валялась под лестницей — я выпустил ее, когда падал. Металлизированная ткань черного цвета, прочные крепления, большой объём — хорошая вещь.
Итак, что тут у нас?
Сорвав оберточный пластик, я тут же увидел литровую флягу с чистой водой, которая была закреплена в чехле под основным отделением. Приложившись пару раз, я промочил горло, и только потом вспомнил, что воду нужно экономить. Следовало пить мелкими глотками — жажда так утолялась намного лучше.
Вернув флягу на место, я пошарил по боковым отделениям. В одном нашлась портативная аптечка, а в другом три универсальных бруска для оружия. Каждый на тысячу пуль. Я убрал их в специальные отделения скафандра на предплечье. О боезапасе беспокоиться не придется.
«Брикет» сложенного пистолета-пулемета находился в отдельном чехле на самой верхушке. Разложив его в боевое состояние, я проверил исправность и зарядил один из брусков, после чего закрепил на поясе.
В основном отделении обнаружился запас сублимированной еды на пять дней, миниатюрная горелка, армейский нож с гравировкой «Армакс-Арсенал», пачка запасных батарей, свернутый спальник и набор инструментов, необходимый для самого простого ремонта. Нож отправился в крепления на бедре, а все остальное осталось внутри рюкзака. На самом дне я обнаружил ещё свернутый кольцом тонкий трос длиной в десять метров.
Чуть помедлив, я оставил мундир под лестницей. Было в этом что-то неприятное, будто я окончательно попрощался со своим кораблем, но тащить его с собой не было никакого смысла.
Я одел шлем, убрал забрало, оставив только полоску стекла со встроенным визором перед глазами, и закинул на спину сумку. Магнитные крепления тут же соединились, и рюкзак был надежно закреплен. Десантники не носили таких сумок, так как часть этих вещей им вообще была не нужна, а все остальное распределялось по разгрузочным отделениям их специально сконструированных скафандров, но РЗ05 создавался именно для пилотов, с расчетом на легкие скафандры и то, что пилот может оказаться один на незнакомой или вражеской территории. И это было очень кстати.
Пора выдвигаться. Глубоко вздохнув, я оглядел свое небольшое пристанище в последний раз и направился к лестнице, которая, к Юртаксу, находилась в уцелевшей части здания.
...
На улице я ожидал увидеть запустение, но подобного ощущения не возникало. Это место было покинуто людьми всего полторы недели назад: не было ни зелени, пробившей себе дорогу сквозь покрытие дороги, ни рядов искорёженных машин, медленно врастающих в землю, ни темных провалов окон, из которых глазели десятки воображаемых злобных глаз, обязательно красного цвета. Все это очень любили создатели пост апокалиптических фильмов и книг, но здесь прошло слишком мало времени, а бои не велись на каждом клочке земли.
Где-то разрухи, несомненно, больше, например, у здания городской администрации или полицейского участка, но пока я видел лишь очень редкие пулевые отметины на стенах, да несколько брошенных на обочине машин.
После взятия города ещё несколько дней добивали отдельные очаги сопротивления, а жителей направляли в концентрационные лагеря. Генрил Хароуд опасался массового партизанского движения среди них, поэтому гражданских не оставили в городах, под охраной патрулей и комендантского часа, а вывозили либо на окраины, либо в сельскую местность, к большим фермерским хозяйствам, где и размещали в палатках и сборных модулях, обнаруженных на складах военных баз Шаньси. Снабжение и условия там были не очень хороши, но Хароуд решил, что лучше заставить их потерпеть, чем подвергать своих солдат опасности на улицах городов. Проблема должна была решиться с приходом полноценных оккупационных сил вместе с Шестым Флотом, но человеческие войска появились раньше.
Первые два квартала я шел медленно, стараясь следить за окнами и проулками, но когда понял, что здесь нет вражеских солдат, то осмелел и побежал. Тени становились все длиннее, и на город вот-вот должны были опуститься сумерки. А бегать здесь в темноте мне вовсе не хотелось.
И вот, наконец, первые очевидные признаки того, что здесь шел бой: прямо на перекрестке зияла провалом довольно глубокая воронка, а вокруг были разбросаны какие-то обломки и обгорелые остовы машин. Подпалины и шрамы на стенах, вспоротое покрытие...
Ветер прогнал мимо ворох потрепанных бумаг, чей шорох был явственно слышан в гулкой тишине, давившей на уши. Тел здесь не было, их убирали и, скорее всего, потом сжигали, но на дороге ясно видны засохшие пятна чего-то темно-багрового. Кровь... человеческая кровь этого их ненормального красного цвета.
Подойдя к краю воронки, я на глаз оценил глубину: около двух метров. Это не кассетные боеприпасы и не бомбы объемного взрыва... и уж точно не кумулятивные ракеты. Значит...
О, Селмакс меня забери!
Отшатнувшись, я едва не потерял равновесие. Стало трудно дышать, как будто я проглотил слишком большой кусок, который никак не может преодолеть глотку...
Закашлявшись, я согнулся и оперся руками о колени. Помассировал горло, выдохнул и начал медленно обходить провал.
Это я! Этот снаряд был отправлен сюда орудием «Кабрана» — только мой крейсер поддерживал войска огнем во время штурма города. Хорошее воображение сейчас подводило меня — слишком явственно я представлял, как палец главного канонира нажимает на кнопку, и металлическая болванка, разрезая облака, несется навстречу солдатам, которые, ещё не зная, что их ждет, продолжают отстреливаться и надеяться, что выживут и удержат позицию. А потом удар, огонь и баррикада, сложенная для перекрытия этих двух дорог, разлетается на части, будто пирамида для канрива*15. Защитников раскидывает по сторонам, швыряя об асфальт и стены, отрывая руки, ноги, головы...
Я запрокинул голову и представил, как в этот момент в далекой вышине проплывал «Кабран», обрушивая залп за залпом на город, а я сижу в кресле капитана и спокойно разглядываю тактическую панораму...
Когда я обошел воронку, то сумел взять себя в руки. С какой стати мне должно быть их жаль? Это враги, а врага нужно уничтожать безжалостно и быстро, пока он не уничтожил тебя. Просто я никак не ожидал, что окажусь так близко к одному из последствий своей решимости.
Нечего их жалеть.
Развернувшись, я уверенно шагнул вперед и едва не кувыркнулся спиной в эту воронку, созданную, можно сказать, своими руками. Передо мной из выбитого люка разорванного БТР-а свисал труп. Пустые глазницы, выклеванные птицами, глядели прямо на меня, обгорелая кожа лоскутами свисала с черепа. Рот был перекошен в страшной «усмешке».
Остатки его скафандра были деформированы: они, что называется, «поплыли». Скорее всего, этот человек сгорел заживо, когда в бронемашину попал снаряд. Он пытался выбраться наружу, но конструкция смялась как тончайшая бумага из зерен дирти*16, и его навсегда зажало между огненной ловушкой и свободой.
Человек уже давно начал разлагаться: от него исходил неприятный сладковатый запах гнили, а птицы, клевавшие труп, тоже внесли свой вклад. Видимо, команды солдат, убиравшие тела, не смогли извлечь его из капкана и не стали дальше тратить время. Могу их понять: мне тоже не хотелось бы ковыряться полдня с одним-единственным вражеским трупом.
Удивительно, но он испугал меня куда меньше воронки. То ли действовали лишь первичные впечатления, то ли... этот труп уже был конкретным врагом. Мертвым врагом, который никому не сможет причинить вреда. Он вызывал лишь неприязнь и омерзение из-за внешнего вида, но не жалость. Жалеть я буду своих павших криптов, а не врагов. Можно подумать, что турианцы на этой войне не погибали ужасной смертью по вине людей.
Я продолжил путь и к девяти часам вечера добрался до подножия небоскреба. Здание было выполнено в виде большой прямоугольной коробки из стекла и стали, примерно на пятьдесят этажей уходившая вверх: полная безвкусица, как мне казалось. В Пространстве Цитадели подобный дизайн можно встретить только у прагматичных волусов, которым жаль денег на архитектурные излишества.
Здесь была уже настоящая бойня. Здание являлось важным стратегическим пунктом для обороны города, и последнее полноценное сражение за Арайс произошло именно в нем.
Ступени широких лестниц, ведущих к дверям фойе, были завалены мешками с песком и бетонными обломками. В особо высоких баррикадах виднелись обгорелые башни танков и БТР-ов, раскуроченные пулеметные и гранатометные турели. Как и возле воронки, позиции усеяны брызгами крови, причем на этот раз и синей, турианской, было в избытке.
Посреди всего это бардака возвышался изуродованный остов большого шагохода, чей пилот прорвал позицию ценой своей жизни. Три манипулятора были оторваны, а один держался на каких-то проводах. Сервоприводы сломаны, опоры опасно подогнулись, а в районе кабины огромная рваная дыра. Вряд ли от него осталось слишком много...
Это были не единственные потери. На главной улице навсегда замерли три танка класса «Рог» и четыре легких бронемашины. Чуть дальше чернели обломки боевого летуна, а в районе десятого этажа из пробитой стены выглядывал хвостовой стабилизатор нашего истребителя. Эта победа далась «мобильникам» нелегко. Интересно, участвовал ли в этом бою отряд Калама? И где сейчас сам Сакариан?
Да и где все они, члены моего экипажа? Хочется надеяться, что десантники ушли вместе с одним из исправных десантных транспортов, а спасательные капсулы «Кабрана» подобрали фрегаты Пирле, но... учитывая какая там, на орбите, была мясорубка, некоторые из капсул могли попасть в руки людей. Я не знал, как эти существа относятся к пленным, но заранее решил, что режут на куски или подвергают страшным пыткам. Чем обоснован такой вывод? Ничем, но врага так было проще ненавидеть.
А что если... нет, нет, нет, ни в коем случае! Лонира не могла попасть в плен! Её спасательная капсула отправилась одной из первых, наверняка её подобрали!
Однако воображение уже начало своё грязное дело. Представив, что руки этих грязных существ касались Лони, я зажмурился и шумно втянул в себя воздух.
— Нет... ни за что... — выдохнул я. — Вам до неё не добраться! Слышите, траханые барка-малы?! Я лично вырву горло каждому из вас, лишь бы вы и пальцем не коснулись её!
Вспышка гнева была сопровождена ударом по какой-то хлипкой металлической оградке. На поверку она оказалась не столь хлипкой и выдержала, а я отбил все три пальца.
Но злость придала мне сил и какого-то куражу: почти не чувствуя боли, я бодро перебрался через остатки баррикады и направился в фойе небоскреба, не обращая внимания на разрушения.
Пусть мне придется вырезать всю расу этих приматов под корень, но они не коснуться ли Лониры, ни наших планет...
...
— Подъем, подъем, подъем! — закричал виндир-офицер Вирнус. Свои слова он сопровождал ударами короткой прорезиненной дубинки по металлической двери. Грохот был ещё омерзительнее воя утренней сирены на побудку.
— Что вы копаетесь, как ворка новорожденные?! — нетерпеливо рявкнул инструктор. — Вообразили, что бессмертные?! АВИАНАЛЕТ ЖДАТЬ НЕ БУДЕТ! С орбитальным орудием не договоришься! Эй, Вакариан, а ну-ка...
Я замешкался: забыл на тумбочке блеклый, бронзово-серый значок призывника. Снимал его вчера, перед тем как сдать форму в чистку, а одеть на новый комбинезон забыл. Сам виноват.
Дубинка Вирнуса просвистела совсем рядом, но я, заранее услышав его оклик, успел пригнуться и чуть ли не на четвереньках выскользнул из блока, потрусив на плац рядом с остальными. Инструктор не стал утруждать себя погоней, но было очевидно, что теперь меня непременно ждет не один, а три удара, как раз в тот момент, когда я буду ожидать этого меньше всего.
— Не заставляйте меня ждать! — раздалось позади. Я не рискнул оглядываться, но судя по звуку, чье-то тело на полном ходу впечаталось в стену напротив двери в блок, получив от Вирнуса по своему костяному воротнику.
Выход была уже близко, и через секунду я выбежал на улицу, под тугие струи дождя, хлеставшего ещё с вечера. Легкая полевая форма тут же насквозь промокла, но зато можно было спокойно вздохнуть полной грудью свежий воздух, зная, что Вирнус не появится ещё как минимум минуту. Этот барка-мал никогда не выходил под дождь без куртки и предпочитал не бегать в такие дни, а лишь стоял на «финише» и подгонял своих подопечных каждый круг.
— Давай, пошли! — хлопнул меня по плечу Калам. Выглядел он до омерзения бодро для того, кто полночи провел на койке курсантки Даленсии. — Я видел, это животное повесило куртку возле двери, он вот-вот будет здесь.
— Селмаксов псих, — процедил я сквозь зубы и, издав протяжный стон, последовал за другом.
Предстояло пробежать двадцать километров вокруг базы по бетонированной дорожке, но это на бумаге. Маршрут, придуманный Вирнусом, предусматривал «срезание» одного из отрезков пути через три песчаных бархана, а ещё инструктор сулил некое «свободное время» до обеда тем, кто пробежит на пять километров больше нормы. Не знаю, врал он или нет, но никто ещё не смог выполнить это требование. Неудивительно — на второй-то неделе в тренировочном лагере.
Первые два месяца в Учебном Корпусе казались настоящим раем: изучение теории и матчасти, крайне умеренные физические упражнения и ласковые девушки-сокурсницы. Теперь я понимал, почему совершеннолетним турианец считается уже при призыве, и мне казались смехотворными порядки батарианской армии, где, согласно их уставу, воспрещались любые отношения и связи. В Турианской Иерархии такого не было: единственное требование — это чтобы ничто не мешало выполнению твоих обязанностей и поддержанию достойного поведения в обществе.
Сидя на лекции по полевой тактике и вспоминая вечернее свидание с Адс Юлис, я искренне недоумевал, отчего у Баркуса, закончившего Учебный Корпус четыре года назад и приступившего к шестилетней срочной службе, было столь злорадное выражение лица по видеофону.
Понял я его злорадство, когда настал «силовой» этап обучения. Нас отправили в тренировочный лагерь на одной из пригодных для жизни лун газового гиганта «НР-12», и условия там и так были далеко не лобстовые*18, а нашей группе ещё и достался самый свирепый инструктор, которого курсанты боялись и ненавидели. И Вирнус не был из разряда «строгих учителей, которым ты потом будешь благодарен». Он являлся всего-навсего больным барка-малом с завышенной самооценкой и склонностью к садизму. Пару раз Вирнус уже находился на грани потери этой работы, но его спасали цифры статистики: виндир-офицер выжимал из подопечных все соки, завоевывая верхние места в рейтинге за счет их здоровья. Конечно же, кто-то скажет, что он учит нас выносливости, но я с радостью пошлю подобного эксперта к Селмаксу. Есть обучение выносливости, как у инструктора Валорена, чьи группы неизменно выигрывали у групп Вирнуса на ежегодных рубежных испытаниях, не подвергаясь при этом нетуриаснким нагрузкам, а есть садизм, который выходит за рамки того, на что способен организм. От Вирнуса постоянно кто-нибудь отправлялся в госпиталь, и наша группа уже поредела наполовину.
Когда мы с Каламом пробегали уже девятый круг, Вирнус неожиданно оказался рядом: он все-таки решил пробежаться под дождем ради наказания.
Первый удар пришелся по воротнику, и я в первые мгновения даже не понял в чем дело, а затем ещё два раза прорезиненная дубинка опустилась на спину. Завершающий удар пришелся под колени, несмотря на мои запоздалые попытки увернуться, и я рухнул прямо на полном ходу, проехавшись по шершавому покрытию дороги метра полтора.
Нос и лобные пластины нещадно саднили, а по ладони заструилось что-то теплое. Рефлекторно попытавшись вдохнуть, я закашлялся, так как лицо фактически было погружено в неглубокую лужу.
Вирнус не стал дожидаться, пока я встану, и сам вздернул меня на ноги, схватив за воротник.
— Ты думаешь, мне так нравится иметь в отряде такого ворка как ты, который каждую неделю вместо одного полного тренировочного дня сидит на тепленьком полигоне Такка? — рявкнул он, хватая меня за грудки. — Если ты не будешь соответствовать нормативам, то дорога тебе одна — в госпиталь!
Вирнус говорил о биотическом отделении этой базы. Она одна из немногих имела специальный полигон и инструктора по биотике для обучения курсантов, имеющих не слишком высокий биотический потенциал, но не желающих специализироваться на этих способностях в дальнейшем. И поток нашей группы был последним по этой программе: со следующего года биотиков либо вообще не будут обучать, оставляя их возможность в зародыше, благо у турианцев это проявлялось довольно слабо, либо, если курсант хочет заниматься биотикой, ему придется сразу же отправляться в особый отряд «Кабал», подразделение «Черной Стражи»*19.
Раньше же, во времена Вирнуса, биотику изучали только в свободное от основных тренировок время, и виндир-офицера это дико раздражало. Свою злость он вымещал именно на мне — единственном, помимо самого Вирнуса, биотике в этой группе.
Я коснулся рукой правой челюстной пластине, которую будто окунули в чан с кипящей водой, и почувствовал, что она искривлена. Меня взяло зло — нет, не за эту несчастную пластину, а за сам факт того, что Вирнус начал переступать черту.
Мразь! Селмаксова мразь! Если он думает, что и меня сможет отправить в госпиталь, то сильно ошибается.
— Гратс*20! — рявкнул я, отталкивая от себя инструктора. — Хотите при начальнике базы поспорить о распорядке, установленном регламентом?! А?! Если нет, то забери вас Селмакс!
Вирнус на секунду потерял дар речи. Ещё никто не смел перечить инструктору.
— Ты... ты... — он свирепел на глазах. Вирнус как будто прибавил в росте и ширине плеч. — Ты и вправду захотел в госпиталь, Вакариан. Ты бессмертный, что ли?
Виндир-офицер двинулся на меня, сжимая кулак, который уже обволакивало биотическое сияние.
У меня не было шансов выстоять в этом бою. Вирнус сомнет меня как щепку. Однако он не учел того, из-за чего и срывался на мне. Я занимался у биотика-инструктора Такка.
«Биотический кулак» должен был надолго отправить меня в нокаут, но он разбился о барьер, который я выставил перед собой. Сила удара была такова, что меня отбросило назад, но цели он не достиг. Однако на следующий блок меня бы вряд ли хватило: я и так уже чувствовал, как дрожат кисти.
— Варрен пулусов! — торжествующе рявкнул Вирнус. — Ты с кем драться решил?!
Он уже занес руку, когда её неожиданно перехватили.
— Это превышение полномочий, инструктор! — громко произнес Калам Сакариан, выворачивая ему кисть. Именно в этот момент я по-настоящему осознал, кто такой «лучший друг».
Рядом была уже вся остальная группа, окружившая нас полукругом. Пробежка была сорвана.
— Я здесь диктую полномочия... — хрипло выкрикнул виндир-офицер и, без особых усилий, освободился, после чего наградил моего друга мощнейшим апперкотом, прежде чем я успел прийти на помощь.
Калам упал в грязь, а я успел увидеть лишь дубинку Вирнуса, летящую мне прямо промеж глаз.
— Ты что, тоже бессмертный? — услышал я переполненный гневом голос инструктора.
Перевернувшись набок, я увидел, как Вирнус размахивается и сияющий кулак бьет в челюсть курсанта Нарта, который тоже решил, что с нас хватит произвола виндир-офицера.
Потом я отключился.
А когда пришел в себя, то Нарта, с его сломанной челюстью, уже отправили в медицинский блок.
Вирнус построил всех вдоль дороги и, пообещав, что «с вами двумя я ещё разберусь», обратился ко всем:
— Те, кто не хочет повторить судьбу этого пулусового сына, помните: он сорвался с бархана и неудачно ударился о камень. А эти двое, — он ткнул когтем в меня и Калама, — подрались между собой. Идите к врачам, а остальные продолжайте пробежку.
Вечером в казарме, во время «свободного часа», мы с Каламом кое-что обсудили и решили, что если мы не хотим последовать за Нартом, пора брать ситуацию в свои руки.
Калам встал возле двери, чтобы Вирнус не застал этот «военный заговор» в самый неподходящий момент, а я собрал всех курсантов нашей группы и начал излагать свой план.
— Слушай, Вакариан, ты говоришь все правильно, — ответила Даленсия. — Думаешь, Вирнус не достал нас всех до Селмакса? Но кому поверят? Нам или ему?
— Такк рассказал мне, что этот барка-мал висит на волоске. Ему уже несколько раз крепко влетало за жестокое обращение с курсантами. Ещё одна капля и...
— Он заберет нас с собой, — угрюмо проворчал коренастый Вакулус со своего места у окна. — И Нарт и вы двое напали на офицера. Это трубинал.
— Ничего подобного, — ухмыльнулся я, дернув челюстными пластинами. Правая тут же отозвалась болью. — Он первый напал на нас, применив биотику. По Уставу мы имеем право защищать свою жизнь, даже если это старший по званию. Вы все свидетели. Если не будете молчать, когда начнется разбирательство, то Вирнус проиграет вчистую.
— Ты толкнул его раньше, — напомнила Даленсия.
— После того, как он опрокинул Армуса на землю и нанес травмы, — вступил в разговор Венарри Паллин. Он был почти как мой брат, Баркус, и я недолюбливал этого курсанта, но сейчас Венарри был полностью на моей стороне. Вирнус нарушил уже не одно правило.
— Давайте покончим с этими.
Через полчаса я, Калам и Паллин уже стояли возле кабинета начальника лагеря, гондира Кухуса. Уже на следующее утро Вирнус был помещен под стражу, а затем начались разбирательства. Мы стали той каплей, что переполнила чашу терпения Кухуса.
В тот раз я впервые понял, что любого противника можно победить, если подумать головой. Не одним, так другим способом, неважно каким. Бывший виндир-офицер Вирнус, гроза курсантов, недооценил отряд шестнадцатилетних турианцев, совсем недавно ставших совершеннолетними, и поплатился за это.
...
Пробежка по лестницам напоминала мне утренние мучения у Вирнуса, только здесь сзади подхлестывала не прорезиненная дубинка, а инстинкт выживания. Всё должно было решиться через пару минут.
Когда я наконец оказался на сороковом этаже, ноги буквально подкашивались. Легкие жгло, а дышал я чуть ли не через раз, втягивая воздух через иссушенное горло.
Прямо на лестничной площадке я вцепился в перила, думая только о том, что нельзя падать, иначе встану я, когда уже будет глубокая ночь. Я и так опаздывал: солнце село, и все окрасилось в серые цвета, а на небе проступили силуэты двух спутников Шаньси. Пока лишь в виде двух бледных пятен на стремительно темнеющем небе, но ждать им уже оставалось недолго.
Выглянув в окно, я замер: чуть дальше места моего приземления, там, где уже начинались ряды одноэтажных построек, догорали какие-то массивные бесформенные обломки. Можно было различить только задние стабилизаторы, торчащие почти вертикально вверх. Видимо, кормовая часть вошла в землю под углом.
«Кабран»... Это не самое лучшее пристанище для тебя. Но при всем желании я не смог бы «похоронить» корабль. Это даже звучало смешно, несмотря на совсем не смешную ситуацию.
Согнув руку в локте, я прислонил сжатый кулак к груди, отдавая честь своему кораблю.
Ты не раз вытаскивал нас из объятий Паракала, а мы тебя не уберегли. Прощай.
Проковыляв через какой-то офис, я оперся на подоконник и прикладом пистолета-пулемета выбил стекло, даже не заметив, что на окне была ручка.
Я ожидал увидеть столб дыма над силуэтом «Взора Фосила», но небо над малым космодромом было на удивление чистым, а внизу ничего не горело. Кажется, я различил даже какое-то движение возле бортов транспорта.
Боясь поверить, что все это на самом деле, я активировал инструментрон и вышел на аварийную частоту:
— Всем, кто меня слышит: говорит кирд-офицер Армус Вакариан, командир крейсера «Кабран», потерпевшего крушение над Арайсом. Повторяю, это...
Я прогнал сообщение несколько раз, и когда уже начал всерьез опасаться, что возле транспорта ходят вовсе не турианцы, мне ответили:
— Слышим вас, кирд-офицер Вакариан. Говорит младший координатор «Взора Фосила». Где вы находитесь?
— В высотном здании в центре города. У меня не было возможности выйти на связь...
— Немедленно уходите оттуда.
— Погодите, а где вражеские силы? Атака ещё не началась? Почему?
— Нет времени объяснять, вам нужно как можно быстрее добраться до нас. Вот-вот... о, помоги нам Духи! Уже началось.
Ведомый плохим предчувствием, я запрокинул голову вверх и увидел, как вместе со звездами на вечернем небе Шаньси проступают хищные треугольные силуэты, идущие клином. Истребители и штурмовики. Таких клиньев было не меньше десяти, и становилось все больше. Вражеские машины было хорошо видно в их бело-синей раскраске.
Вслед за авиацией шли тени побольше: десантные челноки. Люди готовились вернуть себе планету.
Спин-офф «Человеческий Плен»
О судьбе пилотов «Кабрана»
Написал и оформил: ARM
Отредактировала: Архимедовна,
за что ей огромное спасибо
Комментарии (29)
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
Регистрация Вход