Из Сакраменто в Чикаго. Глава 4. Вечность

Кроганы и азари, саларианцы и турианцы, батарианцы и элкоры, волусы и даже ханары, но больше всего людей. Поезд прибыл на станцию. Ночной Чикаго приветствует новых гостей. Кого-то встречают родные и близкие, а кто-то и не ждёт, что его встретят, просто молча берёт свой багаж в руки и идёт к выходу.

Кеннет посмотрел на небо. Луна отчётливо виднелась на небосклоне. Вокруг неё — мириады звёзд. Раньше в Чикаго их практически не было видно, но после того, как Жнецы основательно подорвали инфраструктуру всех крупных городов планеты, света в них стало значительно меньше. Зато стали лучше видны звёзды.

Кеннет шёл, держа в руках небольшую сумку. Платформа заканчивалась, впереди было массивное здание вокзала. Он прошёл мимо толпы людей, мимо маленьких кафе и магазинчиков. Прочь отсюда, пора увидеть сам город.

Мужчина вышел к стоянке аэрокаров. Их было немного, но вполне достаточно. Некоторые окрашены в жёлто-чёрные тона. Оно и понятно, у вокзалов всегда бывают такси. Кеннет остановился и закурил.

— Вы так и не рассказали свою историю.

Подошедший к Кеннету турианец чему-то счастливо улыбался. Быть может, поездка изрядно утомила Сервуса Деи, и теперь он был рад, что этот долгий путь наконец закончился.

— Поверьте, мне нечего рассказывать.

— Я вам не верю. Вы плохо врёте.

— С чего вы взяли?

Кеннет удивлённо поднял брови и даже забыл, что собирался вытащить из кармана пачку сигарет. С чего это турианец решил, будто знает, врёт он или нет? Сервус иронично качнул головой.

— Я скажу, откуда знаю, что вы врёте, если вы всё же поведаете мне свою историю.

— Вот как. Ну что ж, ваша взяла. Тогда давайте посидим... Я знаю, неподалёку есть прекрасный парк. Но с вас пиво.

— Договорились.

Кто гуляет в парке по ночам? Разве что пьяные кроганы да те несчастные, что не имеют дома. Но всякое бывает, и на этот раз по дорожке, скудно освещаемой слабыми фонарями, прогуливались двое солдат — турианец и человек.

— На самом деле меня трудно назвать героем. Вот взять нашу знакомую Алию. Уверен, она никогда не брала в руки оружие, но проявила такую храбрость и решимость, о которой многие могут только мечтать. Или, например, другой наш знакомый, Геси. Его историю вы не слышали, но, уверяю вас, этот саларианец не понимает, что там, где он был настойчив, другой бы давно сдался. А я инженер. Моё предназначение не спасать чьи-то жизни, а всего лишь поддерживать технику в хорошем состоянии.

Попутчики дошли до скамейки. За ней стоял памятник, изображающий человека, гордо выпрямившегося и смотрящего куда-то вдаль. На монументе выбиты какие-то буквы, но света было недостаточно, чтобы их прочесть.

Сервус и Кеннет присели на скамейку и открыли свои банки с пивом.

— Жаль, мне не оценить человеческое пойло.

— Поверьте, сожалеть тут не о чем.

Раздались короткие смешки, но они быстро затихли.

— Вы говорили что-то про своё предназначение.

— Ну да. Я твёрдо верил в то, что вот если есть у человека какая-то предрасположенность, талант, то он должен этим воспользоваться, а всё остальное ему лучше не трогать. Тяга к конструированию и налаживанию техники у меня появилась с детства, поэтому я никогда не сомневался в выборе профессии.

— Получается, вы всё запланировали с детства?

— Нет, не то чтобы запланировал... В общем, когда однажды замаячила возможность оказаться в весьма перспективном проекте, я окончательно понял, что это моё. И погрузился в работу с головой. И до сих пор ничуть не жалею об этом.

Снова возникло молчание. Кеннет оглянулся на памятник и громко вздохнул. Заметив его взгляд, турианец тоже посмотрел на памятник.

— Сервус, вы встретили свою любовь?

— Вы удивитесь, я нашёл её уже здесь, на Земле. После войны.

— Вам повезло, рад за вас. А я вот повстречал её ещё до войны, только тогда этого не понял. Она была моей коллегой. Я воспринимал её как друга или даже как сестру. Мы отлично ладили, прекрасно понимали друг друга и всегда были готовы помочь. Если я что-то забывал — она тут же мне напоминала, если она упускала какую-то мелочь — я был тут как тут. Обязательно пошучу, подразню её, если замечу, что она что-то не исправила, забыла. Весёлое было время, всегда вспоминаю его с улыбкой.

— А потом что-то изменилось?

Кеннет отпил из банки и кивнул.

— Тучанка. Не буду вдаваться в детали того, как мы там оказались. Просто знайте, что нас попросили помочь. Мы были окружены и ждали подмоги. Нас защищали солдаты Альянса, а мы тем временем пытались починить этот чёртов челнок. Поломка находилась снаружи. Мы, стараясь не обращать внимание на свист пуль вокруг, вылезли из челнока и стали искать нужную панель. К счастью, всё оказалось не так серьёзно, как мы опасались. Я боялся за неё, просил вернуться в челнок, говорил, что сам справлюсь. Это, конечно, была ложь: один я бы не справился, и она это прекрасно понимала, потому и не хотела уходить. Мы починили транспорт и сразу же поспешили оказаться внутри него, но... в неё попали. Точно в голову. Она упала на пол челнока, и двери тут же закрылись. Да промахнись ты, сволочь, попади в меня, в другого, ну почему в неё... Вы ощущали такое, как будто в вас одновременно воткнули десятки ножей, а потом бросили в ванну со льдом? Вот что-то такое я испытал тогда, жуткую боль там, внутри. Я обнимал её уже безжизненное тело, целовал, шептал ей что-то на ухо и плакал. Каким же дураком я был...

— Как её звали?

— Габриэлла. Я называл её Габи.

— За Габриэллу.

— За Габриэллу.

Сервус коснулся лба и слегка провёл когтем по лицу. Кеннет же поправил волосы и устало потёр шею. В который раз он убеждался в том, что рассказывать такие истории — не самое приятное дело.

Тишина. Был слышен лишь шёпот листвы да приглушённые звуки проносящихся поодаль аэрокаров.

— Молчание... Мы, пережившие войну, стали куда чаще молчать.

— Это верно. Последствия. Но знаешь, всё закончилось так, как закончилось, и пусть. Я помню мою Габи, и она навсегда со мной. Вот что важно. Прошла эта красная волна — значит, так надо было. За что мы боролись? За то, чтобы страдать потом? Нет. Мы боролись не ради этого. Она уж точно.

— Хорошо сказано. Кстати, так ты Кеннет Доннелли, верно?

— Как ты узнал? — человек, кажется, искренне удивился.

— Всё просто. Я смотрел на тебя и никак не мог понять, откуда мне твоё лицо знакомо. Сколько ни пытался вспомнить, всё не получалось, а потом утром включил какую-то документальную передачу и вдруг увидел тебя. Там рассказывали про легендарный экипаж корабля «Нормандия».

— Всегда поражался внимательности турианцев.

— Да, есть у нас такое. Зато у вас есть он, — и турианец кивнул в сторону памятника.

Кеннет встал со скамейки и медленно подошёл к изваянию. Перед ним на постаменте стоял сам Джон Шепард. Величайший герой человечества, победитель Жнецов. Капитан.

— Да уж, приятно осознавать, что довелось работать рядом с такой личностью.

— Я даже тебе немного завидую.

Сервус тоже приблизился к памятнику.

— Наверное, эта статуя здесь навеки. Всегда будет до блеска начищена. Всегда будет напоминать о том, что было. Например, о бесстрашии Габриэллы. Наши потомки должны об этом знать.

— Не люблю пафосные речи, но ты прав. Тут они как нигде к месту.

***